Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Марти нахмурился:

— Мне казалось, ты не боишься оборотней.

— Я не боюсь оборотней! — голос сорвался. — Я боюсь непонятного. И я не понимаю, какого беса тут происходит!

Это правда. Чистая правда.

А большего они от меня не услышат. Ни за что на свете.

Как же я сразу не поняла, не догадалась…

Отсо тихо засмеялся:

— Я думал, приличные барышни не знают бранных слов.

А Марти сказал:

— Спроси у Сиры. Она лучше объяснит.

Глава 28. Глоток смелости

После всех сюрпризов я была готова к тому, что Сира сейчас же выйдет из-за ближайшего валуна. Но этого не случилось. Марти опёрся руками о край глыбы и сильно, чуть не падая, подался вперёд, к пруду. Его напряжённое лицо отразилось в воде.

И что дальше?

— Она не видит, — сказал Отсо.

— Чего я не вижу?

В пруду лежало небо — сочная, глубокая синь, облака, пышные, как взбитые сливки. Страдальческое лицо Марти, обрезанное кромкой берега по верхней губе, рядом — моё отражение. Неужели они ждали, что в воде, как в хрустальном шаре базарной гадалки, явится Сира Синнет?

— Если ты правда ключ, ты должна её увидеть!

Кажется, меня обвинили в самозванстве.

— Я никогда не говорила, что я ключ, — отвернулась от пруда, посмотрела в глаза Марти. — Так решили другие. А я больше всего на свете хочу, чтобы это оказалось неправдой.

Марти наконец выпрямился. На его бледном измученном личике блестел пот.

— Ты боишься! — выплюнул, как ругательство. — Ты всё время боишься!

Сейчас он выглядел не больным подростком, а маленьким злым старичком. Отсо смотрел на меня сверху вниз и презрительно улыбался.

Кто из них на самом деле главный?

Отсо взрослый сильный мужчина, а подростки уважают силу. Что же говорить об увечном мальчике, который изо всех сил старается быть достойным своего положения. Его максимализм можно было простить, но издевательский взгляд краснокожего чудовища выводил из себя. Второй день я терпела грубость и насмешки этих двоих. Довольно уже.

— Да, боюсь! — выпалила я. — И не стыжусь в этом признаться. А вы оба, такие волевые, твёрдые, как гранит, вы ничего не боитесь? Тогда вы глупцы. И трусы. Да, трусы! Потому что не отдаёте себе отчёта в собственных страхах, а значит, зависите от них. Трус — не тот, кто боится, а тот, кто позволяет страху управлять собой.

Спасибо Фалько за подсказку.

Красное лицо Отсо потемнело, ухмылка превратилась в оскал, и я пожалела, что дала себе волю.

— Смотри-ка, у девчушки есть зубки, — с угрозой протянул он и медленно двинулся в обход каменной глыбы.

Марти, серьёзный и мрачный, вскинул руку. Оборотень замер.

— Если ты можешь управлять своим страхом, — юный ключ глядел на меня тяжёлым взглядом, слегка морщась, — поднимись наверх, зачерпни воды, у истока она самая сильная, и выпей. Или, — он помедлил, — Отсо принесёт тебе.

Угол его рта дёрнулся; на усмешку это не походило, скорее на гримасу боли. Следовало позвать Соргин, но я даже предлагать не стала. Повернулась и пошла к лестнице.

За этим я сюда и приехала.

Воин был старшим братом, а источник смелости — старейшим из трёх. Когда-то вокруг него плясали первобытные охотники, призывая удачу, затем воины — готовясь к набегу на соседние племена. Так считали учёные. Потом появился источник мудрости. К нему приходили шаманы, знахари и седые старейшины. Лишь позже из этих двух составляющих, смелости и мудрости, родилась справедливость, а с ней и правда как самостоятельная ценность. Тогда наконец людям понадобился источник истины — чтобы вершить суд и избирать вождей.

Мажисьеры считали, что прикосновение к силе старших источников разбудит во мне дар ключа, который так или иначе укажет путь к искомому источнику правды. На мой взгляд, это всё равно, что плясать с бубном, призывая дождь. Но почему бы не попытаться? Тем более, что мне хотелось увидеть источник смелости. Вот и увидела.

Налетел ветер, растрепал наспех подколотые волосы. Я подняла левую руку, чтобы отвести пряди с лица — и не стала опускать. Локоть хорошо скрывал от глаз близкую пропасть. Эта пропасть сбивала с толку моё чувство равновесия, колени дрожали, но я знала, что одолею подъём. Надо только глядеть под ноги и ощущать ладонью прохладную шершавую стену с правой стороны. Всё получится. Не зря я столько раз карабкалась по щелястым лестницам причальных башен, всходила на дирижабли по шатким трапам, висела над бездной в кабине фуникулёра…

Площадка перед входом в жилище ключа: два шага вправо, два — влево. Можно постоять, перевести дух, рассмотреть сучки и трещины на дверных досках, почувствовать запах прогретой солнцем краски. Собраться с силами.

Вот он — карниз, ведущий к роднику. Длина около четырёх метров, ширина меньше полуметра. Слишком опасно. Но если тут ходил Марти на костылях, а он, без сомнения, ходил, то и я пройду. Героиней притворяться не буду. Прижмусь спиной к скале и, цепляясь руками за выступы, не сводя глаз с далёких серых круч с пятнами зелени на склонах, тихими шажками подберусь к потоку…

Маленький водопад ярился, шумел, сыпал ледяными брызгами. К вбитому в камень ржавому крюку была привязана большая медная кружка. Тяжёлая. Я наполнила её до краёв. От студёной воды ломило зубы, но это сущая мелочь по сравнению с обратной дорогой — сначала по карнизу, потом по лестнице.

Сверху спуск казался головокружительным. В животе стало холодно. Первая мысль была: "Ни за что. Лучше умру здесь, наверху". Вторая: "Где твои чары, источник? Почему не действуют?"

Было ясно, что умереть мне не дадут. Придёт Отсо и стащит трусиху вниз самым безобразным и постыдным образом.

При других обстоятельствах я бы всем телом прилипла к скале и сползала вниз чуть ли не на коленях. Но от запруды смотрели две пары недобрых глаз, и я поставила ногу на первую ступень, держась так прямо, как только могла. Спускалась медленно, прижавшись боком, теперь уже левым, к каменной стене, но не теряя достоинства.

Сойдя на твёрдую землю, не позволила себе ни задержки, ни вздоха облегчения. Спина была мокрой, ноги тряслись, как студень, однако шаг каким-то чудом оставался ровным. Юный ключ ждал, опираясь на костыли, и как только я приблизилась, сел на камни у самой воды. Он явно проделывал это не в первый и даже не в десятый раз, но смотреть было больно — как мальчик рваными движениями перехватывал упоры костылей, не замечая пота на лице и закушенной губы, как ломалось и дрожало его слабое, непослушное тело…

Пристроив костыли рядом с собой, он сделал знак рукой. Я присела на корточки и уставилась на своё отражение, чтобы хоть чем-то вознаградить его за усилия. С минуту мы сидели молча, и я даже попыталась представить себе Сиру Синнет, глядящую сквозь завесу воды.

— Она считает, тебе можно доверять, — вдруг произнёс Марти. — Говорит, ты важна.

Я пристальней всмотрелась в хрустальную зыбь и обнаружила, что вижу не себя, а Сиру. Вот так — вдруг. Буднично и просто. Обернулась — проверить, не стоит ли она за спиной, просто на всякий случай, и снова перевела взгляд на воду. Сира была там, видение не рассеялось.

Её губы двигались совершенно беззвучно, но откуда-то я знала, что она поздоровалась и спросила, как дела. Никакого голоса в голове. Даже слов как таковых не было, но их смысл непостижимым образом откладывался в сознании.

— Это правда вы? — прошептала я. — Вы меня слышите?

Подтверждение. Оба раза. Мягкая, необидная ирония.

В следующий миг Сира посерьёзнела, даже помрачнела. Рассказ о программе "Экстр" — не та история, которую излагают с улыбкой.

28.1

Это было похоже на публичные чтения в лектории. Из Сиры вышел бы хороший профессор — родилась она мужчиной и без задатков ключа.

Мажисьеры изучают оборотней много веков подряд. Долгое время у этих исследований была одна цель — разгадать секрет магнетической крови. Но некоторых учёных заинтересовал сам феномен оборотничества, или говоря научным языком, метаморфизма. Почему, например, из всех высших животных этот феномен наблюдается только у людей? Коты не умеют превращаться в собак, лисы — в бегемотов, обезьяны всегда остаются обезьянами. И только люди могут становиться волками, медведями, львами, орлами и духи знают кем ещё.