Елена Муравьева - ПЛАН «Б»
Разумница поморщилась:
— А это ты, явилась — не запылилась. На муки, мои небось, пришла полюбоваться?
— Я здесь, между прочим, по приглашению хозяина. А вы какого черта к Линеву в квартиру пожаловали.
— Куда ты, туда и мы, — последовал ответ.
— Ну, а цирк-то, зачем устраивать?
— Цирк? — возмутилась Разумница. — Я умираю, разве непонятно? Тебя за целый день не посетила ни одна нормальная мысль! И судя по настроению, ожидать перемен не приходится.
Татьяна в правду выглядела плохо, очень плохо. И неудивительно. Время рафинированной рациональности безвозвратно истекло. Актуальность обретали новые идеалы, реально отличные от прежних. И заявить об этом следовало решительно и твердо.
— Так получилось, — признала Тата без тени сожаления.
— Это пустая отговорка.
— Это правда.
— Но меня еще можно спасти!
— Зачем?
— Я, между прочим, тоже ухожу, — капризным тоном уставшей от славы примадонны заявила Душенька. — Но не как некоторые, больно умные, в мир иной, а на повышение. Буду, как и хотела, представлять во времени и пространстве идею воплощенной мечты о любви. Нас таких, реализовавшихся, не так уж много. Я пока одна из самых колоритных. Так что, жизнь удалась. У меня во всяком случае. Впрочем, и ты выиграла. Больше мы не будем докучать тебе своим присутствием. Отныне ты от нас свободна.
— Но какой ценой! — взвыла Татьяна. — Ты убила свой идеал.
— Я его просто переросла.
— Неужели тебе меня совсем не жаль?
— Ну почему же? — Тата вежливо улыбнулась. — Ты — мое прошлое, я отношусь к тебе хорошо. Себя надо любить всякую. Даже такую.
— Какой вопиющий прагматизм! Какая жестокость!
— Уж не взыщи.
— Спаси меня!
— Увы. Ничем помочь не могу. Я изменилась. Ты для меня теперь чужая и чуждая странная придурь с математическим уклоном. В общем, никто и звать ни как. Я для тебя пальцем о палец не ударю.
— Ну хотя бы в память о моих былых заслугах…
— Это мои собственные заслуги перед собой. Ты тут не причем.
— И все же…
— Нет.
— Что нет.
— Все — нет.
— Убийца… — прошептала Татьяна.
— С людьми всегда так: создают нас на потеху, а потом бросают на произвол судьбы, — подлила масла в огонь Татуся.
— Тебе-то что? — взвилась Разумница. — Ты теперь будешь жить вечно.
— Да, — согласилась Душенька. — Поэтому не в пример некоторым не прошу милости, а готова раздавать подарки.
— Какие еще подарки? — удивилась Тата.
— Я передаю тебе свои права на Никиту! — великодушно объявила Татуся.
— Мне?
— Тебе!
— Права?
— Права!
— Никита всегда будет видеть тебя лучше, чем ты есть на самом деле. Будет больше доверять, лучше понимать, крепче любить, щедрее одаривать, искреннее прощать. То есть будет тебя идеализировать, — в упоении от собственной щедрости фантазия замерла, ожидая проявления благодарности. Подарок-то богатый! Можно сказать — царский!
— Значит, он будет любить не меня настоящую, а опять какую-то выдумку? — уточнила Тата.
— Голубушка, — снисходительные интонации в голосе Душеньки были острыми, как нож, — неужели ты не понимаешь: тебя нет. Нет вообще! Есть маски, которые ты носишь и есть роли, которые тебе приписывают окружающие.
— Не впаривай мне банальный психологический ликбез. Все люди так живут. Все фабрикуют представления о жизни, пытаются им так или иначе соответствовать и постоянно оглядываются на мнения окружающих, — возразила Тата.
— Совершенно верно. Но я о другом. Смотри, что получается: ты вошла в отношения с Никитой в маске Татьяны. Никита же мечтал обо мне. Следовательно, теперь он обречен на разочарование.
— Но такой я уже не буду никогда, — Тата кивнула на Разумницу. Та скорбно вздохнула, но не проронила ни слова. — Ты тоже уходишь. Так что у меня развязаны руки.
— Для чего? — уточнила Татуся.
— Для того чтобы построить наши отношения.
— Как ты их собираешься строить?
— Если люди любят друг друга, они всегда…
— Ты любила своих мужчин, они тебя тоже любили, тем ни менее, все закончилось полным крахом.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что хорошие отношения получаются тогда, когда оба партнера готовы к сотрудничеству. Когда для них важнее мир, чем победа в конфликте.
— Обойдемся без лекций. Я теперь мудрая и понимаю, что к чему.
— Ты — не мудрая, а хитрая. Договорилась с привычками и свойствами Никиты. А свой-то норов собираешься укротить?
Тата только головой покачала. Черт подери! Она опять чуть было не ошиблась. Душенька права: чтобы союз с Никитой обрел устойчивость, мало найти общий язык с «оппозицией» внутри Никиты, надо еще усмирить собственную «пятую колонну».
— Не строй иллюзий, моя милая, — Татуся разливалась соловьем. — Все молодые пары, едва утихнут страсти, затевают войну своеволий и, выясняя, кто начальник, кто дурак или уничтожают свою любовь, или подчиняют один другого. Третьего не дано. С помощью же моего подарка победа будет за тобой. Обладание мечтой — не фунт изюма. За исполнение сокровенного желания можно многое простить. И если ты готова получить нерушимый капитал, открытый кредит в отношениях, а заодно индульгенцию на будущее, то только скажи и Линев будет на тебя молиться, как на икону.
— Иначе? — Тата приготовилась к угрозам.
— Иначе? — переспросила Татуся недоуменно и поняла, — глупая баба, я не навязываюсь, избави Боже. Не хочешь, не надо. Но каждая женщина мечтает о подобном.
Слова-заманочки таили опасность, иначе быть не могло.
— Хватит наводить тень на плетень, выкладывай начистоту: что ты от меня хочешь, — вспылила Тата.
Татуся улыбнулась:
— О, сущие мелочи. Тебе всего лишь придется вести себя так, будто ты и есть героиня мечты.
— Нет, — сказала Тата.
— Что нет? — опешила Душенька.
— Все нет. Я не буду никого играть и постараюсь быть сама собой.
— Но тебя слишком много и ты вся такая разная. С такими женщинами мужчинам сложно. Ты можешь потерять Никиту.
— Но не себя. Это важнее.
— Подумай еще. Когда я уйду, предложение потеряет силу и изменить что-либо будет невозможно.
«Наше сближение с Никитой таит много неожиданностей. Но если мы оба не научимся ценить чувство больше собственных амбиций, то расставание неизбежно», — подумала Тата и еще тверже повторила — Нет.
— Что ж, пусть все идет своим чередом. Тогда мне пора, — сказала Татуся. — Ты больше не хочешь ничего у меня спросить?
— Нет, — ответила Тата.
— Нет?