Ошибка Пустыни - Соловьева Мария Петровна
Пока Тик говорил, Лала приготовила ему питье и еще раз осмотрела рану. Если гонцы обернутся быстро, надежда есть. То ли стражники испугались ее, то ли действительно хотели помочь, только корзинка с ануком и большой мешочек сушеного кровостоя были у Лалы очень скоро. Она промыла рану, поправила кишки, обильно посыпала кровостоем и с помощью ошалевшего Жайаса зашила ее. Потом достала анука и, к ужасу старого капитана, положила змея на свежий шов. Ростер до сих пор с интересом наблюдал, поминутно уверяя Жайаса, что ему не больно, но при виде золотистой змеи напрягся, отчего сквозь шов проступили капли крови.
– Не дергайся! – прикрикнула на него Лала.
– Это же та тварь, что убила Микара!
– Это не тварь, а твой знакомый анук Тик. И он спасет тебя.
– Магия? – с уважением спросил Ростер.
– Не знаю, – честно ответила Лала, – но оно работает.
Лала действительно не знала, поможет ли черноголовому розовый шуларт, способный исцелять ашайнов и других детей Пустыни, но хваталась за любую возможность. И с замиранием сердца наблюдала, как подсыхает шов. Она не рискнула оставлять раненого со змеем наедине, поэтому отправила Жайаса узнать, что за шум снаружи. Жайас вернулся довольно быстро, за ним в слишком низкую для ашайна дверь вошел Лириш.
– Думаю, слова «я предупреждал» сейчас излишни, – сказал он по-ашайнски.
Лала вздохнула и не ответила. Лириш продолжил уже на языке Заморья, обращаясь к Тику:
– Нам нужно знать, когда и где ашайн, называвший себя Ушашем, покинул корабль.
– Корабль подошел к причалу через час после того, как он прыгнул в воду.
– Значит, у него было достаточно времени укрыться. – Лириш бросил сердитый взгляд на Лалу. – И все продуманное нами теперь под угрозой.
– Моя рана не препятствие к исполнению уговора. Даже если я умру, мои люди сдержат слово, – сказал Тик.
– Никто не умрет, – вмешалась Лала, – через три дня ты сможешь встать. Я приготовлю нужные лекарства и сама…
– Три дня во времена перемен могут оказаться слишком долгим сроком, – перебил ее Лириш. – Шулай не должен оставаться без защиты с моря. Я принес договор. Гишар! – крикнул он за дверь.
В каюту протиснулся один из серых стражей и протянул Лиришу два свитка, перетянутых бордово-золотой лентой. Лала вспомнила, что видела такие ленты на самых важных бумагах в архиве Управы.
Лириш протянул ей один свиток, и она зачитала его Тику вслух:
– «Тиккиндей Флинн Ростер, хаддор пиратского флота, а также капитаны всех его кораблей должны останавливать и досматривать каждый корабль, который собирается войти в Морские Врата Шулая. При отсутствии особой охранной грамоты или купеческого торгового договора корабли со всем грузом и командой могут быть уничтожены или захвачены на усмотрение хаддора. Тиккиндей Флинн Ростер обязуется предоставить надежные корабли для ашайнских торговцев и обеспечить безопасность морского торгового пути из Шулая в Этолу. Тиккиндей Флинн Ростер гарантирует честность торговых отношений на рынках Этолы и защиту ашайнских купцов и их товаров по всему Заморью. Вознаграждением положена десятина с каждой сделки. Никто, кроме поверенных Тиккиндея Флинна Ростера, не имеет права заниматься морской торговлей с Шулаем. Тиккиндей Флинн Ростер обязуется держать связь с Советом Шулая и не принимать единоличного решения в спорных случаях. Совет Шулая в лице главы Управы Лириша, сына Кадиуша, обязуется тотчас по заключении договора снабдить флот Тиккиндея Флинна Ростера необходимыми припасами и образцами товаров для скорейшего восстановления и расширения торговых отношений. Договор понятен всем сторонам и вступает в силу с момента оглашения и уговорного касания при двух свидетелях».
Когда Лала закончила, Тик улыбался во весь рот, будто нет у него шва на полживота:
– Не многовато ли я должен получаюсь?
– Исполняя то, что должен, ты получишь больше, чем мечтал, – веско ответил Лириш. – И, если задуматься, мы тебя сюда не звали.
– Тик, потеря крови замедляет сообразительность, – вступилась Лала. – Никто, кроме тебя, не будет заниматься морской торговлей, и с каждой сделки десятая доля твоя, даже любителям пограбить чужие корабли найдется работа, разве этого мало?
Вместо ответа Тик протянул слабую руку.
– Где подписывать?
Лириш переглянулся с Лалой, и она пояснила:
– Нам не нужно подписей, уговорное касание ни один ашайн не нарушит.
– Ага. Только я не ашайн. И мои люди должны видеть что-то кроме ваших нарядных бумажек. Все знают мою подпись. Вы тоже изобразите свою, чтоб знать, как будут выглядеть разрешительные подписи.
Лириш написал свое имя внизу каждого из свитков, а затем склонился к постели раненого и коснулся его лба и правого плеча. Потом торжественно поклонился и вышел, жестом поманив за собой Лалу.
На палубе, уже вовсю залитой полуденным солнцем, топтались пираты в ожидании приказов капитана. Но Жайас остался в каюте. Лала оглядела их и как можно громче сказала:
– Ваш хаддор будет жить, обещаю! Жайас скажет, что вам делать.
То, как искренне радовались эти пропитанные морем и чужой кровью головорезы, удивило Лириша. Он вполголоса сказал Лале:
– А они его и правда любят…
– Все, кто не любил, остались во вчерашнем дне, – ответила она. – Но ведь ты вызвал меня сюда не за тем, чтобы о Ростере говорить?
– Нет. С ним все ясно. Пусть отправляет в море сторожевой корабль, а сам поправляется и плывет восвояси, согласно уговору. Мастер Уштир вовсю готовится к новой торговой эпохе, у него и охранные грамоты для купцов уже есть. Краснописцы всю ночь старались.
– То есть он заранее знал, что Совет одобрит уговор? – усмехнулась Лала.
– Да. Без чутья не стать Мастером иноземной торговли. Но ты не о том сейчас думаешь.
– Ушаш? – догадалась она.
– Да, и это полностью твоя вина. На пороге Хвори мы вынуждены заботиться о его поимке.
– Не надо его ловить! Лучше прикажи всем нести шуларты к Стене. Чем больше камней мы вернем, тем милосерднее будет к нам Пустыня. А Ушаша я сама найду и постараюсь излечить.
– Его уже ищут, – жестко сказал Лириш. – И если он откажется следовать в управу или будет сражаться – просто убьют.
– Твои люди даже не знают, как он выглядит!
– Одноглазый ашайн с тремя пальцами. Этого более чем достаточно. За Стену сейчас никто не выйдет, а в городе у меня хватает глаз и ушей.
– Лириш, его нельзя убивать! – отчаянно воскликнула Лала. – Не могу объяснить, просто поверь.
– Ну так найди его быстрее моих людей! Только сначала все свои шуларты отвези к Стене. Хворь не будет ждать. – Он развернулся и через плечо добавил: – Увидимся на закате у Центральных Врат.
Лала растерянно осмотрелась. Жизнь вокруг нее после ухода Лириша словно замедлилась. На борт корабля неспешно поднялись посланцы Мастера Уштира с переводчиком из Управы и деловито стали обсуждать грузоподъемность корабля. Жайас разогнал матросов по местам и заставил драить все и вся. Зеваки разбрелись. У всех нашлись дела, и только она не знала, с чего начать. Фраза, долетевшая с носа «Везунчика», заставила ее вздрогнуть.
– Да у нее нюх на подарки, как у моего дрома! – весело делился с собеседником кто-то из посланцев Уштира.
Лала кинулась в каюту к Тику. Он дремал, забытый всеми анук тоже спал на его животе. Аккуратно сняв змея, Лала обернула его вокруг запястья и тихо вышла. На палубе она схватила за рукав первого попавшегося матроса.
– Покажи, где жил Ушаш!
В самом дальнем углу трюма за перегородкой из куска парусины она увидела сделанную из бочек кровать. На ней аккуратно сложенные нехитрые пожитки: сорочка, рваная поясная сума, гребень и видавший виды плащ. Вся стена над бочками была покрыта письменами, выцарапанными на темном дереве. Кривые и косые ашайнские буквы, написанные нетвердой рукой, складывались всего в три слова, повторенные многократно: «месть», «смерть» и «Шулай».
Матрос, который проводил Лалу, пояснил:
– Он не мог спать в гамаке, как все, блевал часто. И вообще с нами не разговаривал. Только с Жайасом или хаддором.
