(не) Признанная фениксом - Яна Борисова
― Этого не может быть! ― истерично провопил братец Бруно, хватаясь за своё оружие, ― Как ты это делаешь?
Я в ответ пожала плечами и чуть заметно улыбнулась, становясь с каждой секундой уверенной, что теперь у нас получится выбраться из этой мясорубки, пусть потрёпанными, но живыми. И всё уже шло к победе, когда меня вдруг охватило уже давно забытое чувство боли, пронизывающее всё тело, сжигающее меня изнутри и обездвиживающее.
Взгляд сам собой перескочил на уже ставшее родным лицо мужа. Страх и боль в его глазах, застывших в районе моего сердца, которое сейчас замерло и не могло сделать ни одного удара, говорил о том, что я и так уже знала ― я умирала.
― Нет… ― произнёс одними губами Орм, подхватывая моё теряющее контроль тело и пропуская удар врага в самую грудь.
— Мирэ не трогать! Он мой!
― Прости… ― кое-как выдавила из себя, силясь сглотнуть металлическую слюну, что заполнила весь мой рот, и делая последнюю попытку излечить человека, который за несколько дней смог стать для меня любимым.
За спиной разразился оглушительный женский хохот, а следом дикий мужской рёв. Но кто издавал эти звуки, я уже не видела. Теперь я горела изнутри, словно факел, принимая уже знакомый огонь и позволяя ему поглотить каждую мою клеточку, оставляя только пепел.
Глава 25
― Ри, очнись! Очнись, очнись, очнись!
Огонь, сжигающий меня изнутри, уже давно погас, но возвращаться в мир я не желала. Возврат означал бы в реалии погрузиться в боль, которая тут же нахлынет на меня, стоит мне только открыть глаза. Ведь первое, что я увижу, — это непроглядно чёрные глаза моего мужа, застывшие на чём-то невидимом.
Не хочу… Снова не хочу!
Уж лучше так, в беспамятстве и абсолютной тишине, в окружении холодной пустоты, защищающей меня от этого проклятого мира.
Но этот знакомый голос всё никак не даёт мне покоя, заставляя сердца больно биться, а горло сдавливать спазмами.
― Ри, возвращайся, прошу!
Проклятый, навязчивый зов!
С каждым разом становится всё труднее отогнать его от себя. Он, как крючок, больно вцепившийся в мою душу, всё снова и снова вытягивает меня туда, где мне совсем не хочется быть.
― Если ты ещё раз умрёшь, дрянная девчонка, я убью тебя сама, а потом прокляну множество раз! И пусть здесь мои проклятья не действуют, я всё равно буду тебя проклинать вновь и вновь!
«Ещё раз умрёшь — прокляну…»
На этот раз голос добился своего ― последние его слова подействовали на меня словно разряд тока, пробивая каждую клетку моего организма острым жжением.
― Р-р-а? ― касаясь онемевшим языком липкого нёба, прорычала имя подруги.
― Огонь исцеляющий, ну наконец-то!
В следующую секунду меня резко куда-то рвануло, и моя голова запуталась в мягких, пахнущими цветочным сбором волосах, а грудную клетку сдавило так, что я невольно вскрикнула.
― А-а-а!
― Да, да, Ара! ― радостно воскликнула подруга, не разжимая объятий, ― Как же ты меня напугала!
― А-а-а! ― ещё громче завопила я, и вместо того, чтобы разлепить глаза, зажмурила их ещё сильнее, корчась от боли.
― Ара, Ара… ― уже всхлипнула ведьма, наконец чуть ослабив хватку.
Теперь она начала поглаживать меня по спине, отчего боль стала накатывать волнами. Тоже крайне неприятно, но это позволило мне пусть хоть на мгновение, но собраться с силами и, сглотнув вязкую слюну, всё же вернуть потерянный контроль над речью.
― Ат-пус-ти, мне больно… ― возмущённо провопила, теперь отплёвываясь от волос подруги и пытаясь выбраться из огненного плена, который меня буквально ослепил, когда я всё-таки смогла разлепить глаза.
Ведьма тут же поспешила выполнить мою просьбу, убрав руки в стороны и отправляя моё тело в свободное падение.
«Что-то я не подумала об этом», ― слишком поздно промелькнуло в мыслях. Теперь я наблюдала, как живые, наполненные слезами, глаза ведьмы расширяются в ужасе, а рот приоткрывается в немом крике. После чего взгляд мой упёрся в незнакомый деревянный потолок, укутанный кружевной гладью паутины. Сил не хватило даже вытянуть руку, чтобы как-то себе помочь. Вот тут спасибо подруге: она всё-таки успела ухватить меня за ворот, предотвращая падение, и уже аккуратно довела до конечной точки, позволяя теперь под контролем принять лежачее положение.
― Прости, ― виновато промычала ведьма, убирая непослушный завиток с моего лба. ― Я просто так долго звала тебя, а ты не отвечала, вот и не подумала…
― Мы спасли тебя? ― перебила подругу, мысленно радуясь, что она жива и вполне себе здорова, параллельно пытаясь сообразить, где мы. Осторожно повертела головой. Но темнота, разбиваемая небольшими пыльными лучами, льющимися откуда-то сверху, не давала толком понять, что эта за комната: решёток вроде не видно, но и на комнату при постоялом дворе непохожа. Запах плесени и где-то гниющей ткани бил в нос довольно сильно, наводя на недобрые мысли.
― Нет, Ри, вы меня не спасли… ― подтвердила мои опасения Ара. Опустив голову, она встала и сделала несколько шагов к противоположной стене, где стояла ещё одна кровать, больше похожая на лавку, только чуть шире. Постельным ей служило лёгкое покрывало, брошенное на непокрытые ничем доски.
Попробовала провести ладонью по тому, что служило мне матрасом: пальцы тут же запутались в тонкой материи.
«Ну теперь понятно, почему моё тело одеревенело».
― И лучше бы даже не пытались, ― уже совсем безнадёжно выдохнула ведьма. ― Посмотри, к чему это привело… ― здесь Ара закрыла лицо ладонями, пряча всхлипы за хрупкой защитой.
В голове сразу же начали вспыхивать последние мгновения, что я помнила, после того как вернулась к своему фениксу: торчащее лезвие в груди Орма, его стеклянные чёрные глаза, мой страх и разрывающая сердце боль.
Я пыталась поймать его жизненные потоки, хваталась за них всеми силами, что у меня были, отпустив из виду всех остальных, но он будто нарочно ускользал: не подпускал меня к себе, быстро угасая, а потом я услышала его: «Прости». И это была последняя капля моего самоконтроля. Я взорвалась криком, выплёскивая в мир всю боль, что тогда разрывала меня, вскочила на ноги, вырвала из его груди меч и, упав на колени, прижалась к его спине, соединяя наши тела и окутывая мужа своими жизненными силами. Всё в этом мире тут же затихло, оставляя слышным только лишь глухой, неровный удар моего сердца, призывающий повторить за
