Если твой босс... монстр! - Алиса Ардова

— Отанэ наетори нэлл… — словно сквозь вату доносился до меня протяжный речитатив отца, вплетающего в мою нить точные «координаты» подземелья, где мы находились.

В Мидгарде для обозначения местоположения не использовали привычные на Земле градусы-минуты широты и долготы, здесь учитывалась лишь магическая составляющая заданной точки. Димари, в отличие от меня, прекрасно знал ее и мог озвучить, а Марвелл, без сомнения, так же отлично его понимал.

Отец тоже слабел: стремительно, с каждой минутой, каждой секундой — я почти физически это ощущала. Заклинание, которое он активировал, истощало его, забирая последние капли магии. И чем слабее он становился, тем меньше я видела. Каменная тюрьма растаяла, как дымка, сменившись вязкой, серой пустотой, в которой лишь иногда — вспышками — возникали картинки, точно кадры из фантастического фильма. Но я осознавала: все это происходит сейчас и на самом деле.

Снаружи моросил мелкий дождь. Рассвет еще не наступил, но иногда, сквозь толщу деревьев, просвечивала блеклая полоса зарождающегося утра. В темноте угасающей ночи быстро и бесшумно скользили смутно различимые фигуры боевиков, что пришли с Киром.

Я увидела троих мужчин, судя по всему, охранников шахты. Они тихо переговаривались, иногда отхлебывая что-то из фляжки, которую то и дело передавали друг другу. На пару секунд мужчин закрыла от меня странная угловатая тень, а когда она исчезла, патрульные уже лежали на земле связанные по рукам и ногам, да еще и с заклеенными скотчем ртами. Магия здесь не работала, так что оперативникам приходилось полагаться лишь на собственные силы и привычные для меня, вполне земные вспомогательные средства.

Мелькнуло лицо Кира. Напряженное, встревоженное.

— Третий пост, мой лорд, — тихо доложили ему. — По данным разведки, еще два.

Марвелл кивнул и растворился в сумерках.

— Танэ… орто… — Голос Димари изменился. Он задыхался, говорил хрипло, делая между словами длинные паузы. — Каре… Лоссэа каре…

Отец закашлялся. Казалось, вместе с магией из него уходила жизнь, но он все равно повторял и повторял упрямо несколько фраз на неизвестном мне языке.

— Отанэ нэлл, — внезапно откликнулся Кирстен. Так четко и ясно, будто был совсем рядом и действительно участвовал в нашем чате на троих. — Я понял.

— Спаси… Еву, — уже даже не прошептал — прошелестел Димари, и я вдруг почувствовала, что теряю… окончательно теряю связь с ним.

Перед внутренним взором еще пару раз вспыхнули сцены сражения, завязавшегося у входа в рудники, а затем все прекратилось. Абсолютно все! Меня вытолкнуло в реальность. Миг — и я пришла в себя, открыв глаза… в знакомой комнате.

Стол, стулья, кресло, в котором сидел Верле, остатки ужина, кровать…

Тело ломило, снова появился противный гул, мышцы болели, как после долгого бега, к горлу подступала тошнота. Похоже, я тоже перенапряглась. Ужасно хотелось пить, но слабость мешала подняться и, хотя бы, доползти до кувшина. А в ушах все звенели последние слова Димари: «Спаси… Еву»…

Отец…

Я больше не чувствовала его — никак, нигде не чувствовала, словно его больше вообще не было. Попыталась поймать родственную «волну», но ответом мне стала пустота. Пустота вокруг. Пустота в груди. Снова… снова… и снова.

Неужели он… ушел? Столько лет держался, не терял надежды, а ушел из-за меня…

— Папа… — В горле пересохло, и получался ужасный сип, словно песком царапали по стеклу. — Папочка…

Пелена из слез почти лишила возможности видеть, но едва различимый шум в коридоре помог собраться. Я не имела права сейчас раскисать и умирать тоже. Если самое страшное все же случилось, и Димари больше… нет, значит, Верле тоже. Но здесь, в тюрьме под рудниками, еще оставались верные своему хозяину люди, то есть нелюди.

Необходимо срочно раздобыть что-то, чем можно защитить себя в случае нападения.

Превозмогая боль, поднялась и, усилием воли заставляя себя делать шаги, на дрожащих ногах направилась к столу. Добрела, вцепилась в стоящий там кувшин и первым делом напилась. Жажда была такой сильной, что часть воды пролилась, намочив одежду. Неожиданно это привело меня в чувство.

— Шевелись, Евушка… Бери что потяжелее, — подала голос Мура. Тоже слабо, еле слышно.

Легко сказать, бери….

Стул или любой другой предмет мебели я просто не подниму, не в том сейчас состоянии.

И что остается?

Скользнула взглядом по столу, за который все еще держалась — на всякий случай, чтобы не упасть. Бокал, тарелка, ложка, кувшин… Поднос! Он подходил больше всего. Надежный, металлический, в меру тяжелый. Его, в отличие от кувшина, можно использовать несколько раз.

Недолго думая, смахнула на стол посуду и тут увидела ее — вилку, вилочку, вилищу! Двузубую и очень острую.

Какое счастье, что Верле, как истинный аристократ, всегда строго придерживался правил этикета и слуг соответственно выдрессировал. Даже здесь, в тюрьме, ужин для пленницы сервировали не только ложкой. Нож положить не рискнули, зато вилку-таки дали.

Хоть в чем-то повезло…

Шум в коридоре нарастал. Я быстро спрятала новообретенное «оружие» за спину и отступила в сторону — за несколько секунд до того, как с неприятным грохотом распахнулась дверь.

На пороге стоял он.

Тот, кого я ненавидела всем сердцем и кого была сейчас ужасно рада видеть — так, что не смогла сдержать ликующей улыбки.

Джаронар Верле…

Его появление означало лишь одно: мой отец жив. Жив! Несмотря ни на что.

Глава 23

— Охранять. Никого сюда не пускать! — бросил лорд кому-то невидимому, находившемуся за дверью, и развернулся ко мне.

Выглядел он, откровенно говоря, не лучшим образом. Помятый, осунувшийся, какой-то замызганный, словно целую неделю, как минимум, спал, не раздеваясь. Дорогая одежда от лучшего портного — в пыли и пятнах, идеальная прическа растрепалась, некогда блестящие платиновые волосы утратили свое великолепие и повисли слипшимися прядями, а на бледной щеке ярким пятном горела свежая царапина. Позолота с Джаронара осыпалась, лоск померк, мне при взгляде на него даже захотелось усмехнуться, чего, разумеется, я не могла себе позволить. Учитывая ситуацию.

Эх… Жаль я не видела, как кто-то справедливый и добрый навалял этому зарвавшемуся хлыщу.

Даже дышать стало легче. Правда, ненадолго, потому что Верле направился ко мне, и его глаза… Это были глаза фанатика. Безумца, утратившего последние крупицы адекватности. Я почти мгновенно осознала: договориться с незваным «гостем», увы, не получится.

— Шахты? Плевать мне на шахты, — тихо произнес он. Но я слышала каждое слово, каждый