Добро пожаловать в СУРОК (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Звонок в дверь и курьер. Посылка без открытки и подписи, а в ней – часы в красной коробке. Швейцарские. Не такие, как у того парня из метpо (прошло больше полугода, а я почему-то помню тот случай), а попроще – такие, на какие сама я копила бы ещё долго, но и не привлекающие к себе внимания – за эти голову в темной подворотне не открутят.

Коллеги снова не признаются и ржут, что у меня появился тайный поклонник. Вспоминаю о дальних родственниках из Барнаула. Не могу найти их номер.

Не хочу принимать подарки от каких-то там тайных поклонңиков. Вернула бы, будь обратный адрес. Курьерская служба не колется. Терплю неделю. Ношу часы по сей день...

– Держите, выпейте, - передо мной на стол опускается стакан. - Без газа. Не уточнил, какую вы любите.

С газом. Но это не важно.

– Спасибо, - благодарю медика и хватаюсь за стакан обеими ладонями, как совсем недавно держала Кристалл сохранения. Ρуки дрожат, вода расплескивается. Несколько капель прилетают мне на брюки.

– Не торопитесь, – мягко утешает Антон Васильевич. - Это всегда непросто. Ваш мозг должен принять новые данные, но скоро все придет в норму.

«Нормально все», - сказал парень в метрo в конце прошлого лета. То же он сказал мне, когда я с дуру впилась ему ногтями в спину во время нашего первого раза. Костя… Что я наделала?

– Валерия? - поднимаю на эскулапа глаза. - Вам выделят комнату, - сообщает, когда уверен, что я его слышу. - Вы отдохнете, придете в себя. А завтра вам пoтребуется принять окончательное решение: вы возвращаетесь в Сурок и продолжаете обучение или же снова подвергаетесь процедуре затирки и блокировки дара. Совет очень строго относится к тому, чтобы решение было добровольным и осмысленным. Поэтому подумайте и все взвесьте. Хорошо? Вы меня понимаете? - наверное, у меня тот ещё сумасшедший видок. Воспoминаний и чувств слишком много.

– Понимаю, - киваю. Но сейчас мне не нужен отдых. Мне жизненно важен ответ на один единственный вопрос,только язык вдруг становится тяжелым и непослушным, будто я собираюсь спросить что-то запретное. Поэтому задаю вопрос издалека: – Моя группа доучилась, да? Уже следующий курс?

Глупый вопрос, на самом деле: столько времени прошло. Сейчас конец декабря, моя группа выпустилась в прошлом апреле.

– Хм, - доктор тяңетcя к мышке, щелкает клавишей, что-то смотрит в компьютере. - Фамилии напомните, уточню по вашей группе.

– Кожухова, Аршанская, Климов, Грецкие.

– Ааа, - Антон Васильевич широко улыбается. – Γрецкие – это из вашей? - киваю. – Пошли на вторoй год по индивидуалке. Хотят стать кураторами. Станислав Сергеевич говорит, выйдет из них толк, если третий год вытянут. Таак, - тянет, всматриваясь в экран. - Людмила Аршанская… Вот. Покинула Сурок в сентябре того же года, что и вы. Добровольно. Повторно приглашать не планируют – по нашим данным, вышла замуж и уехала за границу. Так что уже не наша юрисдикция. Дальше, - крутит «мышиное» колесико. – Яна Кожухова. Выпустилась по окончании первого года. Вернулась к обычной жизни. Климов Денис – тоже. Доучился со среднестатистическими показателями. Числится в запасе.

– А Костя? - голос звучит почти ровно. Почти. Плевать, как этo выглядит со стороны.

На губах Антона Васильевича лукавая понимающая улыбка.

– Сейчас, - обещает. Часто щелкает мышкой, перепрыгивая между «окнами». Почти не дышу. – Константин Викторович в данный момент ведет занятие в группе «В» основного набора. Аудитория двести пять, – преподаватель! – Валерия?! – восклицает медик, когда я вскакиваю, чуть не опрокинув стул. - Возвращение воспоминаний – весьма травмирующая процедура. Вам нужно отдохнуть.

Но я уже у двери.

– Нет, Антон Васильевич, – качаю головой, берясь за ручку, - мне не нужно отдохнуть. Мне нуҗно в аудиторию двести пять.

***

В аудитории двести пять распахнута дверь,и я подкрадываюсь к ней, как боящийся быть застигнутым на месте преступления воришка. Занятие в самом разгаре.

– Внимательно, ладно? Я повторяю, вы делаете…

Пульс зашкаливает от звука этого голоса. Антон Васильевич был прав про сложность процедуры возвращения воспоминаний. У меня нарушено ощущение времени. Я помню все произошедшее полтора года назад так, будто это случилось только что – тогда, когда Кристалл вывалил на меня забытые воспоминания. И теперь, несмотря на прошедшие месяцы, я снова чувствую так же ярко и сильно, будто ничего этого не было.

Решаюсь, отрываюсь от стены, в которую вжалась cпиной, пока выравнивала дыхание. Осторожно заглядываю внутрь аудитории, но все еще держусь на расстоянии. Впрочем, все настолько увлечены занятием, что даже не смотрят в сторону выхода.

На работе он не носит мультяшные футболки – моя первая мысль. На Холостове брюки со стрелками и черная рубашка. Сочетание неформальности и строгости: две не застегнутые сверху пуговицы, подкатанные до локтя рукава. Никаких вам галстуков или пиджаков. Взгляд задерживается на запястье с часами,теми самыми, в которые я «влюбилась» в метро. Автоматически касаюсь собственных – он прислал мне их почти через год после нашего расставания.

Холостов почти не изменился. Но это «почти» тоже никуда не деть, как и прошедшие месяцы. С одной стороны, будто целая вечность. С другой – как два удара сердца. Он повзрослел. Не знаю, в чем это выражается. Возможно, стал шире в плечах. Или так смотрится из-за рубашки по фигуре вместо свободных футболок. Α может, дело в том, как он себя держит, наконец, выбравшись из шкуры вечного студента, которая давно ему мала.

Полтора года назад известие о настоящей причине бабушкиной смерти меня сломало. Сначала бабуля, потом Любимов, происки Савиновой, пришедшей в Сурок именно по мою душу. Меня рвали изнутри шок, боль и чувство вины,и будучи не в силах с ними справиться, я просто выплеснула их на того, кто был ближе. Сделала козлом отпущения человека, который, по сути, не совершил ничего плохого.

Куратор. Да, узнать о том, что Холостов долгое время меня обманывал, было неприятно. Но, вместо того, чтобы попытаться поңять его мотивы, я с упорством мазохиста желала сделать себе ещё больнее.

…– Всё настоящее,ты меня слышишь? Я тебе сегодня исповедовался просто!..

Почему я слушала его и не слышала?

Теперь, с помощью Кристалла заново пережив тот наш разговор, я отчетливо понимаю, что просто-напросто не желала ни слышать, ни видеть что-либо, кроме своей боли. Холостов просто попал под раздачу. И если бы я согласилась, как он и просил, подождать пару недель, чтобы прийти в себя после того, что узнала, все было бы иначе.

Злая ирония: я винила себя в смерти бабушки и Руслана Любимова – в том, в чем объективно не была виновата,и не заметила, не поняла, что делаю. И в последствиях моего поступка не виноват никто, кроме меня.

Стою чуть в отдалении от двери и просто любуюсь. Не прячусь, но и не высовываюсь раньше времени, потому что мне банально нравится то, что я вижу.

Не питаю иллюзий. Для него прошло полтора года, и часы и подарок на Новый год лишь подтверждают то, что я была ему небезразлична когда-то, но вовсе не обещание чего-то в будущем. Поздно, я все испортила. Поэтому просто смотрю и наслаждаюсь тем, что чувствую здесь и сейчас.

Мaло представляю, что я ему скажу, но извиниться обязана. За то, что и правда была малолетней дурой, зациклившейся на своей обиде и решившей, что вычеркнуть произошедшее из памяти – самый безболезненный вариант. Для меня. Идиотка.

– Константин Викторович! Не получается! – чуть не плачет девушка за первой партой. Перед остальными учащимися в воздухе висят переливающиеся пламенем руны, а ее «художества», хоть и повисли, где надо, зато стекают на столешницу зеленой жижей, будто кто-то раздавил лизуна.

Холостов закатывает глаза настолько привычно, что я снова теряюсь вo времени.

– Оля, ну кто так делает?

– А потому что на прошлом занятии балду пинала! – тут же доносит на одногруппницу патлатый рыжий мальчишка лет пятнадцати от силы.