Анна Гринь - Веер маскарада
— Сейчас госпожу Элеонору позову, — сообщила Лая и решительно направилась к двери.
— Подожди, — слабо попросила я. — Лучше завари мне сбор. Он в моей сумке, в кармашке.
Лая хотела что‑то сказать, раскраснелась, но потом кивнула и ушла в гардеробную за травами. Через несколько минут я заставила себя не только сесть, но и вымученно улыбнуться девушке, принимая у нее чашку с душистым отваром. По хорошему, нужно было оставить жидкость на несколько часов, чтобы травы отдали все свои целебные свойства, но сейчас мне некогда было действовать по правилам. Прошептав над кружкой укрепляющие формулы, я принялась мелкими глоточками вливать в себя отвар. Пить не получалось, я почти проталкивала силой воли лекарство внутрь.
Через четверть часа, опустошив две кружки и заручившись удовлетворенным взглядом служанки, я устроилась поудобнее и заставила себя заснуть.
Несколько часов будто ветром выдули из меня недомогание, хотя я знала, что это всего лишь действие травяного сбора. Лая тревожно всматривалась мне в лицо, но, даже не глядя в зеркало, я знала, что зелень пропала с моей кожи и я выгляжу уже не как тень Эммы.
— Я сказала киашьярине, — предупредила меня служанка. — Госпожа имеет право знать.
Несколько секунд тупо потаращившись в пустоту, я громко застонала и вымолвила:
— Лая, кто тебя просил?
Служанка громко фыркнула, но не ответила, а я с опаской представила, что подумает Вира.
— Оставь меня.
Легарда удалилась, хотя ее прямая спина выражала недовольство мною как хозяйкой.
«Распустила их Вирена», — судорожно подумалось мне.
Хотелось топнуть ногой об пол и надуться на весь свет, как я делала в детстве, но пришлось сдержаться. Вместо этого я вскочила и отправилась в гардеробную, где из своих сумок извлекла маленький стеклянный флакон с мутной сизой жидкостью. Как‑то не верилось, что мне нужно будет использовать приготовленную давным — давно и взятую с собой из Академии по случаю смесь.
На полу в ванной, окуная в баночку указательный палец, я начертила круг полуметром в радиусе, вписала в него сначала треугольник, а затем еще несколько кругов. Поверх всего легла шестиконечная звезда. Как только я соединила последние части рисунка, жидкость испарилась, а узор засветился ровным фиолетовым огнем.
На пересечении линий поставила рунические знаки, как учили в Академии, и нервно отбросила флакон, не обращая внимания на то, что магическая смесь лужицей растеклась на каменных плитах.
Дальше нужно было стать в центре пентаграммы, но я колебалась, не представляя, какого ответа жду от старой магии. Обозвав себя трусихой, все же ступила на линии и замерла, задав про себя один единственный, но самый странный для меня вопрос.
«Пусть огонь будет красным, пусть огонь будет красным», — молила я магию, прежде чем произнести завершающие слова.
Но вспышка бледно — золотого света была мне ответом, после чего пентаграмма сразу же начала распадаться, прожигая каменные плиты не хуже кислоты.
Я поскорее отошла подальше и погасила магический импульс, хотя и так было понятно, что следы на полу останутся. Если мне повезет, то Лая, хотя бы в первое время, их не заметит.
— Эмма, ты здесь?
Я вздрогнула, услышав голос сестры, и обернулась, затравленно посмотрев на дверь, что отделяла от родного и дорогого мне человека. Вдруг стало так жалко себя, хотя решение я приняла сразу, ни на миг не засомневавшись в правильности поступка.
Рано или поздно я все равно должна буду рассказать обо всем сестре. Так лучше это произойдет сейчас.
Решительно подойдя к двери, я ее распахнула и вышла к Вирене, широко ей улыбаясь.
— Как ты? — обеспокоенно взглянула на меня киашьярина. — Лая сказала, что ты захворала, но я не приходила сразу, чтоб дать тебе выспаться.
— Вир, — оборвала я речь сестры, — мне нужно кое‑что тебе рассказать. Но… я должна взять с тебя обещание, что кроме тебя более никто не узнает об этом.
Киашьярина нахмурилась и обеспокоенно посмотрела мне в глаза:
— Что случилось, Эмма?
— Обещай мне, пожалуйста, что никто и никогда от тебя не узнает, что я скажу, — вновь попросила я.
— Обещаю, конечно, но… Эмма… О чем ты? — сестра встревоженно обняла меня и усадила на кровать. — Ты же знаешь, что я всегда хранила твои тайны.
Я облегченно вздохнула и, стараясь контролировать каждый удар сердца, медленно вымолвила:
— Я жду ребенка.
Дальше я просто зажмурилась, ожидая возгласа Виры, и просидела несколько минут в полной тишине. Пришлось посмотреть на киашьярину, чтобы убедиться, что она здесь. Сестра встревожено смотрела на меня, прикусив губу и часто — часто моргая.
— Так это все правда?.. — в конце концов произнесла она. — Про тебя судачили. Говорили о Трумоне…
— Подожди, Вир, не спеши… — я схватила сестру за руку и сжала ее ладонь. — Давай я тебе расскажу все… Все с самого начала. Только… Я умоляю тебя, молчи. Я хранила это так долго, что любое слово или жест… Просто молчи.
Вирена кивнула, хотя я видела, как много вопросов ей хочется задать.
— Ну, что ж… История.
Я на миг замерла с закрытыми глазами, не зная толком, с чего начать.
— Вира ты помнишь то лето, когда мне только исполнилось четырнадцать? — осторожно спросила я, хотя и так знала, что сестра не забывает даже мелочей.
— Конечно, в тот год ты почти не появлялась здесь. Я решила, что ты с Клантом рассорилась, — ответила киашьярина, теребя кисточку шнуровки на платье.
— Я тогда сказала, что гостила у бабушки моей подруги Ройны, — напомнила я и усмехнулась внезапно: — Какое тогда было лето! Странное и необычное.
Воспоминания нахлынули волной и дальше слова сами полились из меня свободным потоком.
Предложение Ройны не было случайным. Я сама напросилась к ней в гости, а подруга только и рада была привезти меня к старушке Балте, чтобы не скучать самой. Большую часть каникул девушка проводила в одном из маленьких городков вблизи столицы Заварэя, занимая пустую комнату в доме своей матери. О ней Ройна говорить не любила, лишь упоминала, что эта женщина полна пороков, но с ней хотя бы не так скучно как с Балтой.
Ведьму в горах навещать Ройну вынуждало уважение, а не мечты о наследстве бабушки, а ведь подруга очень опасалась, что именно ей Балта желает передать свою избушку в чаще леса.
Я помнила поля, напоенные ароматом цветущего белого клевера, на смену которым из‑за горизонта выпрыгивали холмистые долины, приводящие за собой горные пики, что холодно взирали на двух молоденьких девчонок в сопровождении охраны Академии.
