Ж. Жукова - Замуж с осложнениями
Азамат поджимает губы.
— И чего он?
— Ну, я так поняла, он был в своём репертуаре. Хорошо, Ирнчин мимо проходил, спугнул его.
Азамат угрюмо молчит, а я продолжаю разглагольствовать.
— Это ж надо так обнаглеть, приставать к жене своего же капитана. Он тебя вообще, что ли, не уважает? Так хоть за кошелёк свой побоялся бы!
— Лиза… — перебивает меня супруг. — Не кипятись. Тебе стоит привыкнуть к тому, что никто не будет принимать твой выбор всерьёз. Всем слишком очевидно, что я тебя не заслуживаю.
— Ты ещё и защищать его будешь?! — поражаюсь я.
— Ну, а что я ещё должен делать, — разводит руками Азамат. — Он красивее меня, и я не могу ставить ему…
— Вломить ему промеж глаз ты должен! Чтобы неповадно было руки распускать! — взрываюсь я. — Или ты как, собрался позволять всяким придуркам ко мне подкатывать?
Азамат смотрит на меня круглыми глазами.
— Как тебя задело… — говорит он наконец. — Прости, если что не так… Я правильно понял, что ты хочешь, чтобы я не позволял другим мужчинам с тобой флиртовать?
— А что, — говорю с такими же круглыми глазами, — тебя это не заботит?
— Как это может меня не заботить? — он смотрит в сторону. — Конечно заботит. Просто я не в праве тебя ограничивать…
— Знаешь, дорогой, — говорю неверным голосом, — я не для того за тебя выходила, чтобы потом изменять тебе со всякими молокососами, у которых мозги между ног. Мне очень обидно, что ты обо мне так думаешь.
— Лиза, я… — начинает он, и замолкает в поисках слов. — Я так не думаю. Точнее, я вообще об этом не думал ещё. Я никогда не был женат и правда не задумывался, как относиться к изменам. Просто привык, что моё мнение в личных вопросах обычно не учитывается. Следить за красивой женой — последнее дело, только ссориться. А уж я-то вообще ничего не могу от тебя требовать.
— А я тебе и не предлагаю требовать от меня, — я несколько смягчаюсь. Могла бы и догадаться, что это он не меня в подлости подозревает, а себя в несовершенстве, как обычно. — Меня только интересует, чтобы все прочие мужики хорошо понимали, что я не буду с ними спать.
— Спать? — повторяет Азамат.
— Заниматься сексом, — поясняю стальным голосом.
— Ах да, прости, забыл. Хорошо, нет проблем. С Бозорху я поговорю хоть немедленно.
— Уж сделай милость, — говорю. — А то это уже ни в какие ворота… И предупреди его, что если он снова ко мне полезет, я-то не постесняюсь ему нос сломать.
Азамат кривится, как будто я говорю о каком-то отвратительном сексуальном извращении.
— Лиза, ну пожалуйста. Ты ведь ему всю жизнь искалечишь.
— Вот тогда и прочувствует на своей шкуре все унижения, — беззаботно пожимаю плечами. — А то он, понимаете ли, нормальный, так значит, можно к чужой жене прикалываться.
Азамат, до сих пор слушавший меня с угнетённым видом, внезапно улыбается.
— Знаешь, так странно внезапно находить среди твоих чужих и диких представлений идеи, которые мне так созвучны.
Я слегка давлюсь — это мои-то дикие?! С другой стороны, это я знаю, что я из метрополии, а он из какой-то дыры, для него-то, наверное, всё строго наоборот…
— У меня похожая ситуация, — говорю. — С той разницей, что вас много.
— Ты молодец, — он гладит меня по голове. — Я знаю, что ты очень стараешься всё делать по-нашему, и понимаю, как это трудно. К сожалению, ребята не всегда об этом задумываются.
— Да мне в принципе достаточно, чтобы ты понимал, — говорю. — Остальные пусть что хотят, то и думают.
— Слушай, — внезапно говорит Азамат, — а как тебе удалось выпить целую фляжку пионовой водки и уйти на своих ногах?
Глава 18.
Загадочно ответив Азамату, что это, дескать, секрет фирмы, я отпускаю его разбираться с обидчиком, а сама иду вернуть Эцагану его швейную машинку, благо у меня теперь есть своя. Он сидит у себя в каюте за бессмысленным занятием: пинками подбрасывает какой-то маленький предмет в воздух. Предмет каждый раз приземляется обратно ему на мысок и снова отправляется вверх. В общем, для этого, безусловно, нужна изрядная тренировка.
— Привет, — радостно говорит Эцаган, не прекращая своё занятие.
— Привет, — говорю. — Я так рада, что ты снова тут, а то прямо не знала, к кому пойти за советом.
— За советом лучше к Алтонгирелу, — говорит он. — Ой, моя машинка! А я уж и забыл, что вам её отдал. Вам разве больше не нужно?
Он даже немного огорчается.
— Я себе купила собственную, — говорю. — Хотя эта совершенно прекрасная. И спасибо тебе ещё раз за ткань.
— Пожалуйста, — он пожимает плечами. Мне кажется, он как-то меланхолически настроен.
— Тебя опять не выпускают, что ли? — спрашиваю.
— Да нет, выпускают, конечно, я же теперь пассажир.
— А чего ты понурый такой?
— Да не хочу я на Муданг, — говорит. — Мне не с чем туда возвращаться. Ничего не сделал, не достиг.
— Да подожди ещё, — говорю, — у тебя ещё вся жизнь впереди, достигнешь, куда ты денешься.
— Ага, на Муданге достигнешь, как же… Там везде эти джингоши, умхнувш…
Последнее, видимо, было ругательством. Надо запомнить. Пока только развожу руками.
— Эцаган, если б я могла тебе чем-то помочь, обязательно бы так и сделала.
Он кивает, принимая мои слова, потом ловит мысками обеих ног свой мячик и потягивается.
— Значит, собираетесь ещё много шить?
— Было бы неплохо, — говорю. — Вот просвети меня, если я кому-то кроме Азамата что-нибудь сошью, это как воспримется?
— Ну-у, смотря что… — протягивает Эцаган. — А вы Азамату много нашили?
— Нет, пока только рубашку, и ещё гизик сплела.
— Это маловато, — строго говорит Эцаган. — Если сейчас кому-то ещё подарки делать начнёте, получится, что этот кто-то вам почти так же важен.
— Ой, — говорю, — нет, мне так не надо. Мне надо, чтобы Азамат лидировал с большим отрывом.
— Ну, тогда нашейте ему кучу всего, а потом уже можно что-нибудь простенькое остальным.
— Отлично, — говорю, — так и сделаю. Поможешь мне с фасонами?
Эцаган прямо загорается этой идеей.
— С удовольствием! — говорит. — Может, и я шить научусь? Только вот не знаю, хорошо ли это будет выглядеть, если мы будем много времени вместе проводить…
— Надо будет кого-нибудь третьего рядом усадить, — усмехаюсь, — чтобы был свидетель, что мы ничего плохого не делаем.
Эцаган, похоже, принимается всерьёз обдумывать мою идею, высказанную исключительно в шутку.
— Да ты что, — говорю, — у нас с тобой десять лет разница, не говоря уже об ориентации.
— Десять лет? — повторяет он недоумённо. — В какую сторону?