Светлана Людвиг - Королевский Дар
Все дружно посмотрели на меня, сдерживая скептическое «Нееее!», вертевшееся на языке. Я фыркнула и резко закинула ногу на ногу, видимо в порыве закрыться от них хотя бы морально. Руки я тоже сложила крестом, но потом подумала, что это перебор, и стала правой вертеть кулон.
— Может, вы сначала покажете мне хотя бы ее фотографию или портрет? — возмутилась я, поняв, что даже не могу принять участие в общей дискуссии.
— А ты до сих пор не видела? Сейчас достану, — Мирослав с важным видом полез под стол, оставив других профессоров высказывать свое мнение.
— Вроде, так даже похожа, — наклонив голову влево констатировал Павел.
— Ну не знаю, — как-то недоверчиво протянул в ответ на его реплику Василий.
— Вот их семейный альбом, — Мирослав водрузил мне на колени толстый фолиант формата где-то А2 в тяжелой, обрамленной металлическими уголками, обложке.
— Откуда у вас столько всего от королевской семьи? И амулеты, и альбом? — запоздало удивилась я.
— У нас даже все уцелевшие документы, — похвасталась профессор Бабкина, чуть подобрев.
— Разве, ничего из этого не нужно было Деяниру?
— Скажем так, Мирослав уделял вещам чуть больше внимания, — не конкретно ответила она, дав напоследок совет: — листай с конца. Там вначале предки, они тебе не интересны.
Много страниц пустовало, на последней оформленной была фотография пяти ребят. Как будто на заднем плане стоял парень лет восемнадцати в аккуратном черном деловом костюме, с расстегнутым воротом рубашки. Деянира я признала в нем почти сразу, так что долго рассматривать не стала. Старшей девочке было на вид лет четырнадцать. Высокая, смуглая кожа, небрежно подстриженные под каре густые каштановые волосы, только глаза немного чопорны. Они сидела идеально прямо с улыбающимся лицом, в легком летнем платье с коротким рукавом, держа на коленях маленькую девочку лет четырех. Малышка же, напротив, была бледненькая и белокурая. У нее угадывались очаровательные ямочки на щеках, но она старалась держаться более строго, чем сестра. Рядом стояли средние сестра и брат, похожие друг на друга. Отличались у них только длина волос, а так они фотографировались даже в одинаковой одежде: белые рубашках и черные брюках.
— Адела и Арес разве близнецы?
— Нет, — грустно сказала Ядвига, вспомнив что-то свое, — просто они очень любили друг друга. Маленькая Миранда и сразу стала их соперницей в глазах матери, Тереза слишком остро воспринимала дворцовые интриги, сама желая заполучить корону. Адела и Арес не хотели этой власти, им хватало простого человеческого тепла.
Рядом на странице рамкой наклеили розочки со старых открыток. Видимо Селена сама бережно оформляла семейные фотографии, вкладывая в этот альбом частичку себя.
Я перевернула лист назад. С него на меня смотрели счастливый мужчина, крупнее даже Мирослава и женщина, на пол головы ниже него. Он — смуглым и широкоплечим, как заправский мачо. И еще у него была замечательная открытая улыбка, при жизни, наверное, притянувшая много друзей. Женщина рядом с ним казалась маленькой и бледной, особенно в длинном светлом платье без бретелек, напоминавшем летний сарафан. Волосы у нее до плеч, идеально ровные на концах, такого же цвета, как у ее младших дочерей.
Между станиц лежала еще одна фотография большого формата. Просто портрет Селены, наверное, самый удачный для меня. Мягкие черты ее лица плавно переходили одна в другую, будто неразрывная линия. Вытянутый овал с округленным подбородком. Красивые объемные губы с кроваво-красного цвета помадой растянулись в доброй и все же таинственной озорной улыбке. Носик без горбинки, слегка курносый. Глаза широко распахнуты, показывая всему миру свою играющую зеленую окраску и длинные накрашенные ресницы. Над ними красивой дугой изогнулись не слишком светлые брови.
— Этот потрет стоял у нее в спальне. Ей здесь двадцать лет.
— Угу, — не отрываясь, кивнула я, стараясь запомнить каждую мелочь. — Вы не против, если я его позаимствую?
— Мирослав колебался, будто я попросила что-то ценное. Он даже на амулет не так отреагировал, хотя мне его отдала и вовсе Анжела. Но все же ректор решил:
— Думаю, тебе он нужнее.
— Как впечатление? — заинтересовался Василий, который тайком посмеивался над нашей авантюрой, но все же старался не высказываться открыто. Помимо Анжелы мог по загривку дать и Мирослав.
— Если второй лицо — лицо души, то мне вряд ли что-то светит, — покачала я головой, надеясь, что это просто россказни.
— Слишком могущественна для тебя?
— Слишком изящна, очень добра, отрыта. То, что о ней говорят, совсем не напоминает женщину на этой фотографии.
Профессора замялись, не зная как реагировать на подобное заявлением. Они ведь сами наперебой утверждали, что Селена была деспотичной. Положение спасла Ядвига, неуверенно высказавшись:
— В конце концов, здесь она только-только взошла на престол.
— Даже представить себе не могу, что могло превратить ее в монстра, — заявление так и осталось риторическим, а я, тем временем, уже быстрее пролистывала страницы дальше.
Везде, где я бы не видела Селену, она улыбалась. Причем не натянутой улыбкой, а от всей души. Даже Тереза и Миранда рядом с ней становились просто ангелочками. Неужели это все просто обман, вводящий в заблуждение меня и всех, кто ее не знал?
На очередном листе стояла другая супружеская пара в том же возрасте, что и Селена с Давидом в самом конце. Они были почти одного роста, мужчина светловолосый, как и Селена, и очень на нее похожий. У женщины более резкие черты лица, нос с легкой горбинкой и длинные, до колен черные волосы, развевающиеся на ветру как полотно.
— Кто это? — заинтересовалась я, внимательно приглядываясь к незнакомым чертам, которые было плохо видно на снимке в полный рост.
— Старая ведьма! — не сговариваясь, в голос ответили все. Мне даже показалось на мгновение, что меня оглушили.
— Как вы все ее любите, — тихонько, чтобы меня никто не услышал, отметила я. Судя по всему, это родители королевы. — Кстати, здесь она совсем не старая!
— Она и в молодости была старой ведьмой, — проворчала Ядвига, от которой я подобного никак не ожидала. — Так доводила меня молодую преподавательницу, что я аж успокоительное пила до пары, после и во время! А когда она короля охмурить успела, так это вообще стало для всех шоком. На его руку и сердце претендовали такие девушки, а он эту выбрал.
В голосе старушки сквозило пренебрежение и недовольство. Она не любила эту женщину, и, почему-то мне казалось, не только за ее выходки на парах и роман с королем. Но об этом я вряд ли когда узнаю. Не то чтобы я не хочу лезть в чужую личную жизнь, просто вряд ли все обиды до сих пор помнят.
