Как достать Кощея? - Ольга Олеговна Пашнина
Он помнил тот день, хоть прошел целый век. Помнил ее глаза, полные обиды и ледяной ярости. Помнил, как разворачивался и уходил, оставляя за спиной свое прошлое, свою власть, свое имя. Кощей Бессмертный никогда не жалел, что оставил Морану и Навь, но не ожидал, что придется вернуться в знакомые места.
А потом в памяти всплыло другое лицо. Раздраженное, озабоченное, с взъерошенной косой и полными огня глазами. Василиса. Которая печет пирожки, ругается из-за помятых грядок, заливается краской от его намеков и… которая сейчас одна в царстве вечного холода.
Кощей открыл глаза. Он сделал шаг вперед – сквозь туманную пелену, на тот самый острый, как лезвие, Калиновый мост, под которым текла черная, как ночь, река Смородина.
Пути назад не было. Если Чудище и удастся отбить у его бывшей – она вернется в сказочный лес уже без него. Вот и решилась дилемма с ее чувствами.
***
Очнулась я довольно быстро, даже спину заломить не успело. Сначала прислушалась, но все было тихо. Избушка твердо стояла на ногах, только свет через оконце лился какой-то странный, тусклый и красноватый, словно проспала я до заката. Но это был не закат.
– Избушка-избушка, куда ты меня привела…
Я попыталась вспомнить, что бабушка говорила об избушке, но в памяти не нашлось ни словечка. Одно было ясно: штука колдовская и очень древняя.
Я поднялась, отряхнула сарафан (пыль здесь была какая-то странная, серая) и распахнула скрипучую дверь. И обомлела.
Вместо моего родного, шумного и такого сказочного лесочка простирался пейзаж неземной, застывшей красоты. Воздух был холодным и звенел абсолютной, гробовой тишиной. Деревья стояли голые, их серебристо-черные ветви были усыпаны не листьями, а миллионами крошечных ледяных кристаллов. Под ногами вместо травы лежал иней, похрустывающий при каждом шаге. Было пугающе волшебно. Здесь царила та самая магия, которая, как я думала, безвозвратно ушла – самая темная, самая страшная и самая необходимая.
Магия смерти.
Кощей, как ходили слухи, был последним темным колдуном на всем свете. Но даже его темная половина леса совсем не походила на то, что я увидела. Гораздо больше это походило на место из бабушкиных сказок, что она мне в детстве читала.
Навь. Я оказалась в нави.
Я сделала неуверенный шаг вперед, на крыльцо избушки.
– Ну нет, – решительно заявила я, отступая назад в горницу. – Это перебор даже для сказочного леса. Избушка! Приказываю тебе тебе немедленно вернуться! Развернись и шагом марш обратно!
Избушка издала скрип, похожий на старушечий смешок.
– А обратно – это куда? – раздался ее сиплый голос. – В лес, где эта рыжая бестия меня хворостиной пугала? Или к твоему терему, где кот ученый по ночам о вобле голосит? Не, милая, тут спокойно. На дрова изведу! И в печку кину! – пригрозила я, озираясь в поисках инструмента какого или хоть хворостины упомянутой.
– Попробуй, – равнодушно ответила избушка. – Думаешь, одна такая умная? Яге служила, ей мне и приказывать!
– Так я ее внучка!
Я подбежала к маленькому окошку и попыталась отворить ставни. Они не поддавались, словно вмерзли в раму.
– Откройся!
– Сама откройся, – буркнула избушка. – Я не служанка, чтоб по первому твоему «а» прыгать. Устала я от вас, живых. Вечно вам куда-то надо, чего-то хочется. А тут покой. Благодать.
