Имперская жена - Лика Семенова
Я отпрянула, будто пахнуло холодом:
— Что значит «расплачиваться»?
Рэй вновь прижал меня к себе:
— Я пошел против его воли. Посмел воспользоваться своим правом. Посмел требовать. Император не прощает подобного.
Я уцепилась за полу его жилета:
— Что теперь будет?
Он коснулся губами моего виска:
— Не знаю. Боюсь, никто не знает.
— Ну не прикажет же он тебя убить! — я даже усмехнулась. Это казалось предельно абсурдным.
Рэй какое-то время молчал.
— Конечно, нет. Вышлет на задворки галактики. Каким-нибудь бесполезным наместником.
Такая перспектива меня не огорчила. Я провела ладонью по его груди:
— Зато нам будет спокойно. Без них всех. Мы будем счастливы.
Рэй не ответил. Так и молчал, прижимая меня к себе, а я видела в этом жесте затаенную угрозу. Будто он просто не хотел мне говорить. Но что говорить? Он был мрачен. А, может, мне так казалось. Теперь я интуитивно пыталась облечь смыслом каждый его жест, каждый взгляд, каждый вздох. Распознать то, что он таит от меня. А может, это были просто мои глупые фантазии.
Лишь выйдя из корвета на парковке собственного дома, я осознала, насколько устала — буквально валилась с ног. От бесконечного монотонного движения, которое сопровождало меня несколько последних часов, шла кругом голова. Рэю пришлось придерживать меня под локототь, а потом и вовсе поднять на руки. Я будто разом обессилела, размякла. Словно сквозь теплое марево видела, как суетился Брастин. Но я наслаждалась этой суетой вокруг.
Меня уложили на кровать, позвали медика. Я смотрела на широкие лица вальдорок, которые копошились вокруг, и понимала, что очень-очень давно не видела Индат. Будто в прошлой жизни. Но самым страшным было осознание, что сейчас, в эту минуту, я не хочу ее видеть, будто она была здесь лишней. Меня устроили слова, что с ней все в порядке. Я верила им.
Смешной квадратный медик бесконечно улыбался, и это зрелище вызывало во мне ответную улыбку. Даже стоящий рядом Рэй не удержался. Я поймала себя на мысли, что до сих пор так и не знаю имени этого несуразного человека, который суетливо сновал вокруг своей пищащей медицинской тележки. Он спрашивал, заглядывал в глаза, лепил датчики, что-то мурлыкал себе под нос, удовлетворенно кивал. Наконец, он оторвался от приборов, посмотрел на Рэя и учтиво поклонился:
— Позвольте поздравить вас, мой господин — госпожа беременна. И совершенно здорова.
73
Ночи будто не было вовсе. Я словно на мгновение закрыла глаза вечером, обессилевшая, сраженная нежданной новостью, и открыла утром, когда уже рассвело. Я смотрела в знакомый потолок, вдыхала знакомые запахи, слушала знакомую тишину, которая тоже была своеобразным звуком, свойственным этому месту. А все, что было до вчерашнего вечера… будто размазали мокрой губкой крашеную картинку. Цвета поблекли, контуры поплыли. Она стала нереальной, невнятной. И лишь красное пятно на моей руке напоминало о том, что мне не привиделось.
Но теперь все было по-другому. И я была какой-то другой, будто бурлили в венах крошечные пузырьки. Совсем другой. Я чувствовала себя осязаемой, существующей, весомой. Не легкой трепещущей тенью, как было прежде. Я положила руку на плоский живот, будто надеялась что-то почувствовать. И, казалось, чувствовала. Силу. Эта крошечная жизнь придавала сил, и я понимала, что теперь все будет иначе, я больше не запуганная девчонка с Альгрона-С. И не так уж важно, какое наказание Рэю измыслит Император. Я точно знаю, что можно жить и вдали от Сердца Империи. Может, только там и можно по-настоящему жить. Но все равно терзало беспокойство — казалось, он о чем-то умалчивал.
Я позвала рабынь. Девушки одели меня, подали легкий завтрак. Сообщили, что мой муж с самого утра спешно уехал в дипломатическую палату. Но я старалась гнать все дурные предчувствия. Невозможно все время чего-то бояться. Я сама попросила капанги. Долго крутила в пальцах крошечную серебряную вилочку, глядя на румяные розовые бока. Я загадывала на них — эта глупость до сих пор сидела в голове, несмотря на здравый смысл. Но теперь это перестало иметь значение, в конце концов — всего лишь плод. Просто плод. Я поднесла к носу, втянула чуть кисловатый запах. Либо нравится сразу, либо не понравится никогда… Я открыла рот, осторожно положила еще теплую капангу на язык и прикусила. Выступил кислый сок, что-то упруго заскрипело на зубах. Я мужественно жевала, но в итоге взяла пустую тарелочку и плюнула. Гадость! Невозможная гадость! Не понимаю, как их ест Индат.
Индат…
Настроение разом испортилось. Раньше я не представляла дня без Индат, теперь же не могла вообразить, как смотреть на нее. Все еще не знала. Я понимала, что мое похищение удалось благодаря ее глупости. Но разве я сама не виновата в том, что столько времени молчала? Мы с Рэем еще не говорили об этом, но… и без того было ясно. Мы обе были виноваты, но Индат ослушалась моего приказа. Нарушила запрет. И я понимала, что теперь не смогу в полной мере ей доверять. Тем более теперь. Нет, не подлость — Индат не была подлой. Но глупость… Я беспомощна перед глупостью. Глупость — хуже, чем злой умысел. И Рэй был прав: нельзя так приближать рабов.
Я велела позвать Индат — это не стоило затягивать. И… я все равно хотела посмотреть на нее, убедиться, что с ней все в порядке. Своими глазами. Но сердце заходилось, пальцы подрагивали. И я ничего не могла с собой сделать. Я не находила себе места.
Я сидела в кресле у окна, когда дверная створка колыхнулась, и на пороге показалась Индат. Она похудела. Непозволительно. Стала болезненно-тоненькая, как соломинка, почти прозрачная. Глаза казались еще больше, щеки ввалились. Трогательный остренький подбородок подрагивал. Она замерла у двери и просто смотрела на меня, не решаясь подойти. А я не решалась заговорить, все смотрела, чувствуя, как от всего ее вида сжимается сердце. Это была пытка для нас обеих.
— Подойди, Индат.
Она вздрогнула от звука моего голоса, долю секунды смотрела стеклянными глянцевыми глазами. Наконец, поспешила исполнить приказ, но, не доходя, буквально повалилась мне в ноги с рыданиями:
— Госпожа моя!
Я подалась было вперед, чтобы поднять ее, но вовремя остановилась. Теперь это неправильно — я не должна вселять
