Бог смерти не любит яблоки - Алиса Чернышова
Война — это пиршество бессмысленной, преждевременной, случайной, слепой, нелогичной смерти. Тысячи оборванных нитей, несказанных слов, непрожитых жизней — вот подлинная цена войны. Потому что и истребление врагов, и героическое самопожертвование, и зачистка нежелательных элементов, и построение справедливого миропорядка, и необходимые на пути к светлому будущему жертвы, и многое другое — это всего лишь более красивые имена для убийств, разрушений, горя и потерь. Смерть остаётся смертью, как её ни украшай, каких новых эпитетов для неё ни придумывай. Бессмысленная, жестокая, преждевременная — именно такая смерть была и будет вечной спутницей войн. Эта неправильная смерть всегда будет приходить с ними. Она будет скользить за армиями вслед уродливым призраком, наспех наряженным для маскировки в обрывки агиток и знамён. Она будет там, пока на свете есть войны. То есть — всегда и во веки веков, до последнего человека. Амен.
Всё так. И есть на свете вещи, за которые, видит космос, стоит драться. Но останавливаться на этом пути тоже нужно уметь; личный выбор тоже отрицать нельзя. Многие даже после того, как стихли выстрелы, всё ещё хотят носить войну в своих сердцах — так будет же по воле их.
Но не он.
Танатос, созданный для смерти и войны, больше всего на свете хотел вернуться с этой самой войны. И больше никогда не убивать.
Особенно актуальным это вдруг стало теперь, когда оказалось, что его Ли всё же жива. Свобода в их руках и режим Эласто пал. Теперь… он не хотел больше драться, множить смерть и ненависть своими руками и делами, принимать тяжёлые решения и играть чужими жизнями. Возможно, он пока что не был готов последовать по пути Амано, но однажды…
Танатос понял для себя главное: он, бог смерти, отчаянно хотел просто жить. Сейчас, найдя Ли — возможно, даже больше, чем когда-либо раньше. Сам тот факт, что она жива, таил в себе величайшую победу над смертью. И по сравнению с этим все другие преграды, включая тот самый пресловутый контекст, казались удивительно второстепенными. Всё можно исправить, пока ты жив, верно? Даже ту их личную планету, на которой можно быть свободными вдвоём. Устроить библиотеку, и слушать, как играет на старинных пластинках их ровестник, джаз, и распивать чаи по утрам, и считать закаты...
Возможно. Теперь возможно всё... Однажды. Если того будут хотеть они оба, ничего невозможного нет.
Но пока что рано думать об этом.
Пока что он, мысленно зависнув на границе между виртом и реальностью, нёсся сквозь лес на скорости, едва ли доступной кому-то из смертных. На то он и бог, ха! Бог из пробирки, конечно — но, собственно, как и всё вокруг.
Искусственно воссозданная природа Земли Изначальной жила и дышала вокруг. Танатос с удовольствием вдыхал этот запах, который раньше ему ощущать не приходилось. Смола, хвоя, цветы. Поразительно комфортная картина, потрясающе красивая природа, тихая и, в отличие от большинства других планет, идеально подходящая для людей. Мир, созданный богатыми гвадцами для себя — натуральный, просторный и безопасный. Усовершенствованная копия потерянной колыбели человечества... или, по крайней мере, части её.
Танатос подумал вдруг, что многие из тех, кто оплачивал из своих карманов создание Нового Олимпа, жили тут. А некоторые всё ещё живут. В окружении природы, в безопасности, в комфорте — именно здесь, на так называемом “треугольнике планет разума”, в семейных резиденциях спрятались они от войны. Да, некоторые из них были перемолоты жерновами переворота или погибли. Но пример того лорда, что занял на эвакуационном шаттле место сестры Ли, показателен. Многие вовремя переобулись, правильно себя повели, посыпали головы нужным пеплом, поделились семейными состояниями с нужными фондами… и остались. Здесь, в безопасности. Они не лежали на лабораторном столе, не переживали отладку, не теряли товарищей, не убивали любимых. Они жили здесь всё это время… И, вдыхая запах хвои, проскальзывая мимо сигналок и ловушек, Танатос изо всех сил старался подавить душную ярость, поднявшуюся в душе.
Ненависти и так слишком много. Нет смысла и дальше искать виноватых. Нельзя позволять зёрнам этой ненависти прорастать.
Даже если очень, очень хочется.
“Эй, бог смерти. Ты там умер или как?” — этот вопрос выбил его из паутины мрачных мыслей качественнее тарана.
Такой уж был у вопрошающего талант.
“Даже не надейся, — хмыкнул Танатос. — Ну что, ты оценил мой подарок?”
“Пользовательский доступ к одной из внутренних гвадских сетей и возможность повеселиться? Брось, я всегда за! Ну и получить от тебя весточку — отдельное удовольствие. Мне всё ещё жаль, что ты не сбежал ко мне, когда я предлагал. Но должен признать: ты отлично развлекаешься. Я просмотрел твою речь и с трудом удержался от того, чтобы всплакнуть. А может, это было из-за дурацкого острого соуса, который так любит готовить Малатеста? Даже не знаю, серьёзно. Но звучало очень внушительно. Кто тебе эту муть писал?”
“Не притворяйся, что не догадался.”
“Значит, всё же ты сам. И, значит, это всё же она.”
“Да, это она.”
“Даже не знаю, поздравить тебя или посочувствовать.”
“Поздравь.”
“В частности с тем, что на тебя навесили факультативную работу? Я же правильно понимаю, что прекрасная леди — на мой вкус она вполне прекрасна даже с учётом грамотно отретушированных декораций на лице, кто бы спорил — радостно сбрасывает на тебя работу по подчищанию своих хвостов? Она точно того стоит?”
“Я подписался на подряд-основе. И потом, эти хвосты некоторым образом и наши тоже. Договор выгоден обеим сторонам.”
“Очень убедительно… Ладно уж, допустим. Я сейчас спрошу, но если ты вздумаешь кому-то признаться, стану отрицать. Танатос. Ты в порядке?”
“Деймос, право, ты же хакнул мой вирт и видишь физические показатели…”
“Танатос, право. Ты не дурак и прекрасно знаешь: я не о физических показателях. Итак, с самого начала: ты в порядке?”
Танатос хмыкнул.
“Могу я надеяться, что ты всё же взломаешь для меня грёбаную защиту в перерывах между сеансом кустарной психотерапии? У меня там заложники и предатель непойманный.”
“Я мультизадачный, а у тебя там вечно что-нибудь, пчёлка ты моя работящая. И вообще, я тронут твоей верой в меня, но этого парня всё же не за красивые глаза поставили возглавлять на Брайдине ни много ни
