Любовь и ненависть (ЛП) - Вильденштейн Оливия
— Все ушли, — сказал он, подходя ко мне и садясь рядом.
— Кроме тебя.
Я почувствовала, как напряглось его тело.
— Ты хотела, чтобы я ушёл?
— Тебе не обязательно оставаться.
Он положил палец под мой подбородок и приподнял моё лицо. Я убрала подбородок с его пальца и опустила его обратно на шею.
— Почему ты не смотришь на меня?
— Дело не в том, что я не хочу смотреть на тебя, — прошептала я. — Дело в том, что я не хочу, чтобы ты смотрел на меня.
Он глубоко и хрипло вздохнул, его тело слегка расслабилось, а затем он одной рукой подхватил меня за колени, а другую просунул под мои руки. Он поднял меня на руки и с невероятной нежностью посадил к себе на колени.
— Я не хочу, чтобы ты оставался со мной, потому что тебе меня жаль, Август, — сказала я, уткнувшись головой в изгиб его шеи.
Он фыркнул, скользнул рукой по моей спине и нежно провел пальцами по позвоночнику. Я почувствовала, как что-то твёрдое прижалось к моему бедру.
— Именно по этой причине я остаюсь с тобой, — тихо сказал он.
— Как ты можешь всё ещё желать меня? Моё лицо… оно…
Слёзы покатились по моим шрамам и собрались в уголке губ.
— Именно с этим лицом я хочу просыпаться каждое утро и смотреть на него каждую ночь перед сном.
Август опустил руку на мою поясницу.
— Кроме того, я напомню тебе, что у меня тоже есть шрамы.
— Не на лице.
— Нет, не на лице.
Он прижал меня ещё ближе, обхватив обеими руками мои дрожащие рёбра.
— Твои шрамы теперь часть тебя, и я люблю их все, Несс Кларк.
Громкие рыдания вырвались из моего горла, и я ещё глубже зарылась в этого мужчину, который всегда пытался защитить меня, и который, потерпев неудачу из-за того, что я оттолкнула его, все равно рискнул своей жизнью, чтобы я смогла вернуть себе свою.
— Ты любовь всей моей жизни, Август Ватт, — прошептала я ему в шею, которая пахла деревом и специями… которая пахла домом.
ЭПИЛОГ
Закат просачивался сквозь вечнозелёные иголки, осыпая лес малиновым сиянием, которое придавало грубым стволам более коричневый оттенок. Я всё ещё была в Колорадо, но за много миль от Боулдера.
Когда Сара застала меня плачущей в подушку после того, как я четвёртое утро подряд не смогла приготовить себе чашку кофе — я пролила горячую жидкость мимо кружки на столешницу и на ноги — она вытащила мою задницу из постели и взяла меня с собой в поездку до коттеджа, который принадлежал её отцу, но которым, по-видимому, он редко пользовался.
Мы никому не сказали, что уехали — только Лиаму, Джебу и Эвелин. Эвелин, потому что её сердце не выдержало бы, если бы она подумала, что я сбежала, Джебу, чтобы он знал, что я в безопасности, и Лиаму, потому что он мог выследить нас, а я не хотела, чтобы он выдал моё местоположение Августу.
Сара верила, что я согласилась на эту поездку, чтобы обрести опору в этом новом мире, но не это было причиной, по которой я поехала с ней.
Я уехала, потому что мне было стыдно.
В то утро, когда я пролила на себя кофе, Август убрал за мной. Он убирал большую часть моего беспорядка с тех пор, как я вернулась домой. И хотя он ни разу не пожаловался, это было несправедливо по отношению к нему. Что стало второй причиной, которая выгнала меня из Боулдера… и из его жизни.
У него было всё, что ему было нужно. Ему не нужно было обременять себя девушкой, которая не могла налить стакан воды, натыкалась на мебель и спотыкалась, потому что постоянно неправильно рассчитывала расстояние между своими ногами и высоким порогом дверного проёма. Возможно, когда-нибудь мой мозг смог бы компенсировать моё двумерное зрение, но пока этот день не наступил, я не хотела быть кому-то обузой.
Раскачиваясь в гамаке, подвешенном между двумя большими елями, я вертела в пальцах маргаритку, восхищаясь сиреневым оттенком её лепестков. Мы сорвали её вместе с Сарой, прежде чем она отправилась в город за свежими продуктами.
«И хотя я никогда не смогу возненавидеть тебя, если ты снова разобьёшь мне сердце…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})«Когда я разбиваю твоё сердце, это разбивает и моё сердце тоже».
Нас не было три дня, и всё это время я думала об Августе, вновь переживая нежные моменты, которые мы с ним разделили, но потом я закрывала глаза, чтобы прогнать эти воспоминания, потому что боль от того, что я была без него, заставляла моё разбитое сердце болеть сильнее, чем болело моё разбитое лицо.
На длинной пыльной подъездной дорожке заурчал автомобильный двигатель. Я решила, что Сара вернулась. Я спустилась с гамака, чтобы помочь ей с продуктами, но замерла, увидев, что подъехал не красный мини-купер, а сверкающий тёмно-синий пикап.
Может быть, её отец решил заехать в коттедж?
Когда водитель вышел и захлопнул дверцу, маргаритка выпала из моих пальцев.
Несмотря на то, что за спиной мужчины горел закат, и его тело оставалось в тени, было невозможно ошибиться в том, кем был мой посетитель.
Я узнала бы Августа даже в самую тёмную ночь, его фигура была мне так же хорошо знакома, как моя собственная.
Он долго смотрел на меня, после чего открыл заднюю дверцу своей новой машины и достал оттуда спортивную сумку.
— Ты можешь попробовать сбежать, но тебе не спрятаться, Несс Кларк. Не от меня, — сказал он, всё ещё стоя ко мне спиной.
Слова застряли у меня в горле, когда он повернулся. Я хотела спросить его, как он меня нашёл, но разве это имело значение? Я опустила взгляд на сумку в его руке, а затем посмотрела на дорогу, гадая, не появится ли на ней машина моей подруги.
— Сара вернётся утром, — сказал он, прочитав мои мысли. — Если конечно ты не посмотрела на эту дорогу, чтобы оценить то, как быстро ты сможешь отсюда убежать.
Я снова переключила своё внимание на него.
— Нам нужно поговорить, так что не убегай. Я в любом случае побегу за тобой, но я бы предпочёл не делать этого после последних трёх дней, которые у меня были.
Когда он открыл дверь в коттедж, я, наконец, обрела дар речи:
— Ты сказал, что если я снова разобью тебе сердце, ты будешь держаться от меня подальше.
Он остановился на пороге.
— Похоже, что я не могу этого сделать.
Я вздрогнула, когда за ним захлопнулась дверь.
* * *
Я пошла внутрь не сразу.
Я позволила ему осмотреться.
Я позволила его гневу улечься.
И хотя ничего больше не связывало меня с ним, я чувствовала, как его раздражение просачивается сквозь серые дощатые стены коттеджа.
Опустив рукава своей красной шёлковой куртки-бомбера, я подождала, пока солнце полностью не село и лес не погрузился во тьму, после чего направилась внутрь. Воздух сделался таким холодным, что у меня по коже побежали мурашки. Под моей курткой был только купальник, так как большую часть времени я провела в бассейне, дрейфуя на надувном куске пиццы и пытаясь понять смысл своей жизни, а также решить, что я хотела с ней делать теперь, когда она вернулась ко мне.
В гостиной в стиле лофт горела одна единственная лампа — медный шарообразный светильник, подвешенный над гранитным обеденным столом. Август склонился над камином, разжигая огонь. Он не обратил на меня внимания, когда я вошла. Не оглянулся, когда я села на диван позади него.
Он потыкал кочергой почерневшие брёвна.
— Когда ты исчезла с Сарой, я сказал себе, что ты ушла, потому что я не мог дать тебе то, в чём ты нуждалась, но потом, когда никто не сказал мне, куда ты уехала, я понял, что ты исчезла, чтобы уйти от меня.
Наконец он выпрямился и обернулся.
— Что я такого сделал, что заставило тебя сбежать?
— Ты ничего не сделал.
Просунув руки между коленями, я уткнулась подбородком в шею, надеясь, что копна волос заслонит меня от его взгляда.
— Я ушла, чтобы ты мог вернуть себе свою жизнь.
— Вернуть себе мою жизнь?
Его голос прозвучал так пронзительно, что я вынуждена была поднять глаза.