Вайолет, созданная из шипов - Джина Чэнь

Его шатает, но он держится за меня так же крепко, как я за него.

– Возьми кинжал, – шепчет он.

Когда я хватаюсь за рукоятку, лозы у моих ног овивают лодыжки, не давая мне пошевелиться и заставляя упасть.

Ведьма поднимается, ее лицо в крови. Она достает светящийся шар из кармана, внутри которого сияют пять огоньков. Феи Надии. Она поднимает его в воздух, и пальцы впиваются в сферу, пока она впитывала их силу.

– И ты все равно выбираешь его. Так страдай вместе с ним.

Лозы взметаются в воздух, разделяя нас с Сайрусом. Они поднимаются выше по ноге, а шипы впаиваются в кожу. Я кричу.

Ведьма приближается к нам, и осколки хрустят под ее ногами. Возможно, я всегда выбирала этот путь – путь битвы, боли и бурлящего безумия.

Я не хочу так умереть.

Я не хочу умирать.

Сайрус любит меня. Его сердце стоит больше, чем все те, которыми овладела она. Если она может творить подобную магию, то могу и я.

Я закрываю глаза и тянусь к своему Виденью. Мой разум сочится едкой темной магией, антитезой к золотым нитям времени. Прикоснувшись к ней, я чувствую лозы, обвившие мои ноги. Я вижу не их физическое воплощение, а магию, которую могу повернуть и использовать в своих целях.

Лозы сжимаются и рвутся. Освобожденная, я падаю вперед и слышу рваный стон Сайруса.

– Ах, быстро учишься.

Ведьма поднимает новый куст ежевики, пока феи в сфере визжат и пищат. Я обрываю стебли до того, как они доберутся до моей ноги.

– Но знаешь ли ты, что, взывая к своей силе, ты высасываешь ее из него? Его проклятое сердце – топливо для твоей магии, но оно смертно. Убьешь ли ты его, чтобы избавиться от меня?

– Да, – вздыхаю я.

Мои пальцы плотнее обхватывают рукоятку кинжала в предплечье Сайруса, и я вытаскиваю его. Сайрус издает стон боли. Я бросаюсь на Ведьму, взмахом кинжала разрезая ее мантию и пронзая плоть.

Она шипит и отпрыгивает в сторону. Я замахиваюсь снова, а она отступает еще на шаг. Я целюсь в сферу в ее руках. Феи визжат и пищат, когда я ударяю по ней. Две из них уже превратились в пыль. Оставшиеся три едва горят.

– Простите, – шепчу я, не имея ни малейшего понятия, слышат ли они меня и понимают ли. – Вы все это время пытались меня предупредить.

Я цепляюсь пальцами в странное стекло, и свежая энергия течет по моим венам. Последние феи исчезают. Если мне суждено быть злодейкой, то я стану ей по-своему, но сегодня я использую эту силу, чтобы избавиться от нее.

Я тяну и тяну к себе тени в своей голове, оборачивая ее оружие против нее, заставляя поросль у наших ног добраться до нее. Это немного, но мне всего лишь нужно ее отвлечь. Ведьма освобождает сферу от моей хватки, но я в ней больше не нуждалась.

Моя свободная рука взлетает в воздух, и я вонзаю кинжал прямо ей в грудь.

Шок озаряет ее темные глаза.

И все же Ведьма смеется, кашляя и разбрызгивая кровь.

– Ты сама сотворила свой ад, – выплевывает она. – Он останется твоей судьбой.

Ее тело меняется, уменьшаясь с каждым неуверенным шагом. Я тянусь, чтобы ухватиться за край ее мантии, но она меняется вместе с ней, приклеиваясь к ней, как вторая кожа. Иссиня-черные перья покрывают ее руки, превращая их в крылья. И вот женщины не осталось, только ворон, вылетающий из окна в безлунную ночь, неуверенно хлопая крыльями. Пучок кровавых перьев выпадает из моей ладони.

Голова раскалывается от боли, когда от окна дует ветер, остудивший мое пылающее от жара тело. Я вспоминаю, что нужно дышать, но вместо дыхания получается всхлип.

Я слышу ее смех в своей голове.

Мы еще увидимся. Если не во плоти, то во снах.

Я доползаю до того места, где лежит Сайрус, потрепанный и ослабший от того количества магии, что я высосала из него. Его конечности и пальцы удлинились, и он растянулся по всей длинне ковра. Его вены качают скорее сок, нежели кровь, разбитую липкими пятнами по его разодранному костюму. Та часть человеческой кожи, что у него осталась, бледна, а остальная часть тела – это кора или мех, или нежные побеги, что вырастают у меня на глазах. Около каждого уха растут бараньи рога, усеянные бутонами нераспустившихся роз.

Неужели я его убила? Я могла бы просто вырезать его из своих мыслей. Но вместо этого прокляла дважды: в первый раз, когда пронзила его сердце тем шипом, а второй, когда он полюбил меня.

Он больше не тот неприкасаемый принц, которого я ненавидела. Он что-то совершенно иное.

Мои вдохи становятся все короче и мельче, и сожаление угрожает разрушить меня своими размерами. Но во мне еще осталось немного сил, и я трачу их на то, чтобы взять себя в руки.

Я поднимаю упавший кинжал. Мир плывет перед глазами, я слаба от своих ран, но умудряюсь отрезать полоску ткани от простыней. На случай, если он начнет брыкаться в процессе трансформации, я придавила Сайруса к полу и начала искать рану на его руке. Я могу причинить больше вреда, доставая кинжал, чем когда он вонзился. Удивительно, как он не потерял сознание.

Но когда я стираю молочного цвета сок, то обнаруживаю, что рана почти затянулась. Она покрыта коричневым волокном и золотого цвета амброй, как и рана на груди в районе сердца.

Он пытается излечиться.

Сайрус дергается, когда его рога вырастают на еще один дюйм, а розы на них начинают раскрываться.

– Вайолет…

Его голос стал глубже, словно звучит из дупла дерева. Я провожу ладонью по его огрубевшей щеке.

Не знаю, сколько ему осталось до полного обращения.

«Если он не будет кормиться, то окончательно превратится в чудовище», – говорила Ведьма.

Монстры едят людей, но я не слышала о случаях, когда это помогло бы им снять проклятье. Но, может, в моей крови, породившей магию, которой он был обращен, имеет достаточно силы, чтобы обернуть процесс вспять.

Я подношу свою все еще кровоточащую ладонь к его губам:

– Пей.

Сайрус тянется вперед, словно запах крови пробуждает в нем какой-то древний инстинкт, но потом сомневается. На его лице появляется отвращение, и я понимаю, что человеческая его часть этого делать не хочет.

– Ты должен, – я прижимаю ладонь к его губам.

Инстинкты берут верх, он обнажает клыки. Проколы от его укуса горят, как свежее клеймо. Не будь я к этому готова и не страдай мое тело от макушки до пят, то не выдержала бы этого, но я лишь впиваюсь ногтями в его покрытую корой кожу и держусь, несмотря на боль.

Он держит мою ладонь, прижав меня к себе, и пьет, жадно, взахлеб, клыками прогрызая