Мариона. Планета счастливых женщин (СИ) - Грез Регина

Да… возможно, придется позволить вам видеться иногда. Рик рассчитает сроки, когда ты будешь наиболее склонна к зачатию. Ты же хочешь иметь ребенка? Других вариантов, к сожалению, нет. Я выращу ваше дитя, как свое собственное — в нем будет течь и моя кровь.

Я рванулась из его рук и, усевшись на пятки, выкрикнула:

— А если родится сын? Ему тоже уготована эта проклятая проверка?

— Может, у нас появится девочка, — примирительно заявил Шалок. — Зачем понапрасну думать о будущем, которое нельзя изменить?

— Ах, нельзя, да? — возмущению моему не было предела. — Какой же ты после этого бог, если не можешь помочь даже собственным детям?

— Соня, успокойся. Я простой человек. А людьми правят законы.

— Кто же их создает — эти ваши законы? Может, хватит сваливать все на небожителей, а пора начать самим что-то менять.

— Бунтарка! — с нескрываемым восхищением выдохнул Лоут. — Так ты до рассвета не заснешь.

— Лоут, ты чудовище! — прошептала я, ладонями обнимая его лицо. — Ужасное и несчастное существо одновременно. Клубок противоречий и бездна отчаяния.

— Я всего лишь человек, Соня… Такой же как ты…

Глава 46. В становище у подножья гор

Маракх

…Мне снилось кладбище Богов. Кресты, пентакли, пентаграммы, сосцы волчицы, лязг оков, и соль разрушенного Храма, и воздух, пряный и морской. Я шел один. Навстречу мне струились призрачные лица: они просили помолиться, прося о хлебе и вине, тянулись призраки ко мне…

И шел слепой я по песку, потом вода меня держала, змея, свое глотая жало, прильнула ласково к виску, и чешуей касалась скул. Четвертый день живу без сна, и ночь безжалостно подходит… Отец… не надо… не сегодня… звезды блестящая блесна уже у рта… и древний час…

Отец, почто оставил… нас? (с)

Гордасу казалось, что он умер и ничего плохого с ним случиться уже не может. Правда, зачем-то при сознании еще оставалось тело — легкое, иссушенное пустыней, оно внезапно стало надоедать, как изрядно поношенная одежда. Порой Гордасу хотелось избавиться от своей плоти, стянуть ее с себя, как змеи сбрасываю старую кожу, словно негодный чулок.

И вот тогда-то возможно начнется настоящая полноценная жизнь, лишенная всех тягот физического телесного существования, прервется череда бесконечных примитивных процессов вроде круговорота крови, разносящего по клеткам питательные частицы и кислород, остановится обмен веществ — разрушение отживших структур и рост новых.

Лежа на холодном песке лицом к безразличному куполу иссиня-черного неба, Гордас отчетливо слышал, как безропотно работает веками отлаженный механизм его сердца, но дух мужчины в это время свободно парил между льдом и пламенем Короны. Что еще удерживает его на этой бесплодной, чужой земле?

Долг… память… амбиции… Какая мелочная суета для того, кто постиг хрустальную музыку звезд, кто греется у небесных костров и способен покинуть пределы родной планеты, чтобы раствориться во Вселенной, но не исчезнуть совсем, а стать посланником в другие, еще неизведанные миры.

Может, здесь осталось незавершенным какое-то важное дело? Гордас силился вспомнить свою прежнюю жизнь, и она казалось ему набором детских картинок. С самой юности под руководством отца шла изнурительная подготовка к чему-то торжественно-страшному и манящему. Посвящение на Маракхе. Проверка на пригодность службе в рядах армии Марионы. Какой абсурд…

Люди на побережье суетятся как муравьи под этой бездонной, опрокинутой чашей и вся-то их жизнь состоит из крохотных однообразных радостей и печалей. Люди стареют и умирают, сменяя поколение за поколением, и над каждой судьбой висит неумолимая случайность — прихоть Марионы.

В таком случае, что есть самого ценного в таком пустом бессмысленном существовании, на что опереться, вокруг чего строить свою маленькую жизнь, будучи запертым внутри своего уникального биоскафандра, именуемого человеческим телом… Верность, дружба, любовь… Вечная загадка и вечный выбор…

Гордас слабо застонал, чтобы наконец согнать крупную ящерицу довольно мерзкого вида, усевшуюся прямо на живот курсанта. Поймать юркую тварь даже не стоило пытаться. Мужчина так долго находился без движения, что на тепло его тела вышли еще несколько обитателей пустыни — таких же проворных и безобразных в своих шипастых кольчугах. Похоже, на сей раз их вызвало на поверхность предчувствие перемены погоды, а не поиск еды.

Гроза… Неужели это правда раскаты грома, а не слуховые галлюцинации? Отец же не мог солгать… Уже через недолгое время томительного ожидания Гордас жадно пил воду, щедро льющуюся из разорванных в клочья серых небес, стягивал одежду, чтобы напитать влагой все тело, возродиться заново.

Жить… даже в одиночестве на краю света… Жить, чувствуя как дышат расправленные легкие от обилия свежего воздуха, как двигаются припухшие суставы рук, смывая с груди песчаную корку…

Пока есть силы двигаться дальше — он будет жить так же как эта пустыня, еще день назад казавшаяся песчаным кладбищем. Все изменялось буквально на глазах — сморщенные колючие кусты наливались соками и расцветали, растрескавшаяся земля покрывалась сеточкой зеленой травы, среди которой пламенели бутоны маков.

Чем дальше к северу брел Гордас, тем все причудливее изменялся пейзаж, напоминая естественную природную оранжерею. Мужчина даже не знал названий встреченных растений, одни цветы были похожи на лилии, другие кустарнички напоминали приморскую вербену. Еще вокруг куртинками росли низкорослые ирисы и тюльпаны. А вон там на холме притаились малютки примулы, словно высаженные заботливой рукой человека. Откуда-то появились птицы и насекомые — окрестные луга зашуршали, затрещали и засвистели нестройным оркестром.

Все больше угнетал голод, и даже молодая сочная трава приносила мало насыщения, напротив, лишь дразня аппетит. Гордас хищно оглядывался вокруг, неутомимо рыскал в зарослях остролистных толстянок и кактусов. Однажды ему повезло спугнуть парочку кроликов. Самого мелкого он даже сумел поймать, у самой земли накрыв своим телом в прыжке. Вечерняя трапеза показалась курсанту едва ли не лучшей за всю предыдущую жизнь.

Теплая кровь бальзам текла в горло, сырое мясо даже не хотелось долго жевать… И что с того, что спустя полчаса от мучительных спазмов желудка все съеденное оказалось вновь на бурой глинистой почве. Можно продержаться еще несколько дней, тем более, что песчаные барханы остались позади, и теперь перед Гордасом расстилались цветущие степи предгорий. Хорошо идти вперед, имея четкие ориентиры.

В середине пятого дня оголодавший Шалок заметил в зарослях высокой травы несколько грибов, подобные уже встречались курсанту и вроде бы не таили яда. Опустившись на колени, Гордас тщательно обыскал дерновину и собрал весь нехитрый урожай шампиньонов. Настоящее лакомство… почти так же вкусно и питательно, как вчерашние личинки, чудом попавшиеся на глаза, белесыми бугорками облепившие ствол рыхлого увядающего кактуса.

И вдруг Гордас заметил корзину. Настоящую корзину из потемневшей от времени лозы. В ней были птичьи яйца. Всего-то пять мелких крапчатых яиц. Курсант затаился в траве с пушистыми кисточками и какое-то время просто выжидал, но как же хотелось разнообразить свой скудный рацион новым блюдом! Шалок протянул руку и, вынув из пуховой подстилки первое яйцо, тут же разбил его себе в запрокинутый рот, а потом потянулся за остальными.

Его остановил холод клинка, прижатого к шейной артерии. И мелодичный женский голос, с забавным акцентом говоривший на знакомом языке.

— Это не твое. Положи обратно.

Гордас скосил глаза в сторону возможной опасности и раздосадовано подумал, что сейчас может причинить боль незнакомке, стоящей за его спиной. Пара уверенных, быстрых движений, отточенных годами тренировок, и, нависая над распростертой на земле девушкой, мужчина уже сжимал тонкое запястье, тщетно пытавшееся удержать оружие.