Ирина Молчанова - Вампиры - дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов
- И как я об этом не подумал, - продолжал глумиться Лайонел.
Тем временем они добрались до Зеленого моста через Мойку и пошли по набережной канала. Когда же миновали Дворцовую площадь, залитую солнцем и пестреющую туристами, Лайонел тяжело вздохнул и неожиданно спросил:
- Ты собрал картину-пазл, которую я оставил?
- Мы с Кирой собрали, но Катя… - Он запнулся. - Она сожгла ее по возращении домой.
Молодой человек коротко кивнул.
- Что на ней было изображено?
- Разве ты не знаешь? - изумился оборотень.
- Конечно, нет! Купил ее у слепой Даримы - она немая художница-предсказательница. - Лайонел криво усмехнулся. - Я ходил к ней перед Тартарусом, у нее очень сильный дар предвидения.
- О чем ты ее спросил?
- Попросил показать мне силу моей любви.
Йоро оскалился.
- Ну что ж, предсказательница показала. Твоя любовь нарисована в объятиях Вильяма. И судя по выражению лиц, оба счастливы! - Оборотень остановился. Справа от них была Исаакиевская площадь с конным памятником Николаю I и собором, слева Синий мост.
Лайонелу тоже пришлось остановиться. Он догадывался, что их прогулка подошла к концу, но даже не мог себе признаться, какое удовольствие для него было увидеть Йоро. Несмотря на все его слова, молодой человек знал - он не безразличен этому оборотню, и тот искреннее хочет помочь. Вот только помочь ему сейчас не мог никто, пожалуй, даже сам Господь Бог.
- Надеюсь, ты найдешь в конце концов счастье и уже не отпустишь его по-глупому, - с горечью произнес волк.
Лайонел пожал плечами.
- Для меня счастье представляется отныне в виде небесного моста, который опустится для нас в День Искупления. Знаешь, более чем за четыреста лет я чертовски устал.
Йоро ничего не возразил, попрощался и побежал в обратную сторону.
А Лайонел продолжил свой путь вдоль Мойки. Зимой по этой самой дороге он скакал на лошади вместе с Катей. Близость ее теплого тела волновала его, сладкий запах крови дразнил, но вся она - от макушки до пят, вызывала в нем раздражение и злость. Уже тогда - запретная для него девушка, возлюбленная брата, она каким-то невообразимым образом заставила его думать о себе, яростно желать себя.
Он вспомнил несколько ничтожных дней, проведенных вместе с ней. Вспомнил, как обремененный новостью о послании из Тартаруса избегал девушку, даже когда она обивала порог его кабинета, ходила по пятам, заглядывая в глаза, просила побыть с ней. Тогда он еще верил: вечность для них, и они еще успеют надоесть друг другу. А теперь бесконечно жалел, что хотя бы не попытался пресытиться этой невообразимой девчонкой. Сейчас бы он смог проще переключиться на что-то другое, может, и забыть…
Лайонел перешел дорогу и, оказавшись на другой стороне Поцелуева моста, медленно обернулся. Взгляд его ледяных глаз скользнул по перилам туда, обратно и, не обнаружив замка в виде блестящего сердца, - застыл.
От мысли, вдруг пришедшей в голову, молодой человек резко отвернулся и быстро зашагал вдоль каменных парапетов, точно за ним гнались.
В каком- то смысле так и было. Он убегал от самого себя -от эгоиста, который привык получать все по первому же требованию. И для того не существовало сейчас ничего более желанного, чем девушка с огненными волосами - та единственная в этом мире, которая была недоступна ему.
Запрет - это то, перед чем он никогда не мог устоять. Гонимый страхом поддаться искушению, Лайонел покинул город и вернулся в Мраморный дворец, конфискованный у Павла Холодного, ныне пребывающего в тюрьме по обвинению в заговоре.
В огромном белом саду среди множества прекрасных скульптур на скамейке сидела Сарах, расчесывая длинные черные волосы.
Девушка, одетая в легкий прозрачный наряд из воздушной розовой органзы, поднялась навстречу.
Лайонел поприветствовал ее и уже собирался пройти мимо, когда она ухватила его за руку и умоляюще заглянула в глаза.
- Что еще? - снизошел он.
- Приходили посланцы моего отца, - промолвила красавица, печально опустив желтые глаза.
Иной раз ее застенчивость и покорность - полный антипод Катиной строптивости и упрямству, раздражали его так, что хотелось схватить дочку Создателя за волосы и тряхнуть как следует. Он терпеть не мог, когда кто-то едва мямлил.
- Дальше, - не вытерпев, поторопил он.
- Батюшка требует, чтобы вы покинули Петербург, - прошептала Сарах, сжавшись под его взглядом, как будто ждала удара за свою весть.
- Значит, стервятники Цимаон Ницхи шныряют по моему городу! - процедил сквозь зубы Лайонел. И увидев, как девчонка испуганно заморгала, только тут вспомнил, что Петербург больше не его город. Напоминание об этом разозлило его пуще прежнего.
- Передай своему отцу: я буду делать, что посчитаю нужным! - рявкнул он и указал на выход из сада. - Передай слово в слово!
Сарах обессиленно опустилась на скамейку и обхватила себя руками. Так она посидела пару секунд, потом осмелилась поднять на него влажные глаза и впервые с их знакомства очень твердо произнесла:
- Я никогда не передам этих слов. Можете поколотить меня, но…
Лайонел неприлично фыркнул.
- Как-нибудь, непременно!
Послышалось хлопанье крыльев, и на плечи ему опустились летучие мыши - Нев тихонько, едва ощутимо, а Орми плюхнулась со всего маха да еще вцепилась когтями. За это Лайонел спихнул с плеча свою любимицу, сердито отчитав:
- Твое поведение разочаровывает меня.
Мышь грозно сверкнула углями глаз и унеслась прочь.
Нев нерешительно перевалилась с одной лапы на другую, но от комментариев удержалась.
Молодой человек покосился на всхлипывающую Сарах и, сердито бормоча: «Какого черта я должен нянчиться с этим бестолковым ребенком», двинулся к воротам дворца. Ему хотелось побыть одному и подумать… Весь день он боролся с опасными мыслями, а сейчас решил призвать их назад, чтобы принять решение. Он врал себе и окружающим о цели своей задержки в Петербурге, и пришло время с этим что-то делать.
Летучая мышь тихо ехала у него на плече, а когда он проходил через ворота, внезапно на второе плечо приземлилась Орми. На этот раз Лайонел практически не почувствовал, как она это сделала, и очень довольный проронил:
- Так-то лучше.
Он обернулся и встретился взглядом с плетущейся позади него Сарах. Она походила на маленького запуганного зверька, но с ценным мехом, поскольку жалкой она при этом совсем не выглядела.
- Сарах, - обратился молодой человек, задумчиво разглядывая ее, - а что ты думаешь о Дне Искупления? Жаждешь ты его, как жаждет твой отец?
Девушка вздрогнула и быстро пролепетала:
- Я хочу того же, что и мой батюшка.
- И почему же? - еще больше заинтересовался он. - Сколько тебе? Тринадцать, кажется! Ты устала от жизни? Тебя тяготит подобное, - он окинул рукой мраморный сад, - существование?
