Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света

Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, заговорила Кару, тоном, преисполненным мягким упреком:

— Ты не сказал мне, что среди этой кучи была душа Иссы. — Она указала на груду кадилец. — Представляешь, насколько быстрее теперь пойдут дела с воскрешениями, когда вместо Тен мне будет помогать она?

Она с удовольствием наблюдала за молчавшим Белым Волком. Он открыл было рот, чтобы ответить, но ничего не сказал.

— Не знал, — наконец, сказал он. — Не может быть.

— Так и есть, — сказала Кару. — Как видишь.

Безусловно, не было никакой возможности, чтобы душа Иссы оказалась среди этой груды кадил. И они оба об этом знали. Здесь были только души солдат, находившихся под командованием Тьяго и погибших в сражении на мысе Армазин; Иссы же там не было, и потому она никак не могла оказаться среди них. И все же, вот она, здесь, и Кару наблюдала, как удивленное выражение лица Тьяго сменяется озадаченностью, затем разочарованием, пока он пытается придумать способ, как бы извлечь из этого выгоду.

Он решил поиграть в недоверие.

— Так чья это душа на самом деле, и почему ты понапрасну потратила запасы на такое тело?

Исса сама ответила ему:

— На такое тело? — переспросила она, оглядывая себя. — С каких пор, создание Найя стало пустой тратой запасов? — Это был справедливой вопрос; Исса сама по себе не была воительницей, но в ее роду таковые имелись, например, Ниск и Лиссет.

Ответ Тьяго был коротким.

— С тех пор, как поняли о необходимости уметь летать, а Найя не имеют крыльев.

— А где же тогда твои крылья? — огрызнулась Исса. Она повернулась, посмотрела на Тен сверху вниз:

— И твои?

Более чем справедливые вопросы. Тьяго ничего не ответил ей.

— Кто ты? — требовательно спросил он.

— Уверяю тебя, Тьяго, все так, как говорит Кару. — Пошатываясь, она приподнялась, уже завладев своим телом, и медленно поползла, раздувая капюшон, как змея, которая поднимается, когда собирается броситься в атаку. Кончик хвоста дотронулся до Кару, тем же привычным жестом, как помнила Кару. Чудо, сотворенное ею, поразило Кару, как это случилось с ней много лет назад — она была настолько измотана, что уже устала удивляться — воскрешению, магии, себе самой. Она создала Иссу. Это творение ее рук.

Исса сказала Тьяго:

Я Исса из рода Найя, и в течение восьмидесяти четырех лет я была в услужении у Бримстоуна. Сколько за это время, благодаря своему искусству, он создал тел для тебя? Неустрашимый Волк. Уверена, что не меньше пятнадцати. И ты ни разу нас не поблагодарил. — Ее обворожительная улыбка заставила звучать слова, скорее как приятное воспоминание, а не как обличительную речь.

— Благодарить его? За что? Он делал свою работу, а я свою.

— Именно, и ты не проси благодарности. Или преклонения.

В голосе Иссы не было сарказма. Ее голос был сладок, как и ее улыбка, но все, кто знал Тьяго, сочли бы, что она смеется над ним. Преклонение было пьянящим напитком для Белого Волка; даже больше: оно для него было воздухом и водой. Всякий раз, когда он возвращался в Лораменди, после успешного завершения компании — в тот самый час его возвращения, в то самое мгновение — перед дворцом развивалась его хоругвь. Гремели фанфары, а он гордо вышагивал по городу средь ликующей толпы. Гонцы бежали впереди, готовя людей к его появлению. В людях не было негодования, они искренне славили его, а Тьяго упивался этим.

У его губ пролегли складки.

— Что ж, Исса из рода Найя, расскажи-ка мне, каким образом твоя душа оказалась здесь?

Исса не юлила и не мямлила, не бросала украдкой взгляды на Кару. Она ответила предельно честно:

— Я не знаю, мой господин генерал. Я даже не знаю, где это «здесь». — Только после этого она обернулась к Кару и вопросительно приподняла брови.

— Мы в человеческом мире, — сказала ей Кару, и брови Иссы приподнялись чуть повыше.

— Что ж, это необычная весть. Уверена, тебе есть, что рассказать мне.

«И тебе мне, — подумала Кару, — я надеюсь». Сейчас, если только она сможет избавиться от Волка. И его шпиона.

— Откуда она взялась? — Спросил Тьяго тоном, не допускающим лжи, — откуда она на самом деле взялась?

Он уставился на Кару, но она не вздрогнула.

— Я говорила тебе, — сказала она, и указала на гору с кадилами.

— Это невозможно.

— И все же, вот она.

Он просто смотрел на нее так, как будто бы мог высверлить правду своими глазами. Кару смело смотрела в ответ. «Ты лжешь мне — я лгу тебе», — думала она.

— А лучше всего, — сказала она, — это то, что я больше не нуждаюсь в помощи Тен. Теперь у меня есть Исса. И у меня есть мои друзья.

Она указала на Сусанну и Мика, которые наблюдали за всем из глубокой оконной скважины.

— Ну что же — это счастливый день, — ответил Тьяго, его тон не нес в себе ничего, кроме счастья.

Кару, разумеется, понимала, что он будет недоволен — из-за того, что она забаррикадировала дверь, сделала воскрешение по своему собственному выбору, оставив загадкой, как же здесь появилась Исса, и, определенно, лгала в ему в лицо — но взгляд его был таким злым, когда он повернулся к ней, таким невероятно злым.

Злоба. Сверкающая, ядовитая злоба.

Так, ладно, теперь Кару вздрогнула. Она не видела подобного взгляда в его глазах с тех пор, как... с тех пор, как была Мадригал, и помнила, отчего он так смотрел на нее.

— Это очень счастливый день, — сказала она, чувствуя, что идет на попятную. Не то, чтобы она забыла тот взгляд, но увидев его снова, она вспомнила тепло черного камня под щекой, звук рассечения воздуха, когда опустился клинок. Исса дотронулась до ее руки, и она тут же крепко схватила женщину за руку, благодарная за ее присутствие:

— Теперь, я и впрямь буду работать гораздо быстрее, — сказала она. — Разве, это не важно?

Это, и еще тот факт, что кадильце принес Акива, что он был здесь, прямо у тебя перед носом.

— Как скажешь, — сказал Тьяго, и одним взглядом охватил ее комнату так, что голова приподнялась, когда он учуял запах доносившийся через двор. Ноздри его едва расширились, а глаза сузились, заподозрив неладное.

«Здесь он не учуял бы ничего, кроме аромата благовоний, — сказала она себе. — Ничего, кроме серы».

По крайней мере, она так на это надеялась.

— Уверен, тебе не нужно лишний раз напоминать, что поставлено на карту, — сказал он ей, и Кару помотала головой, что, дескать, не нужно, но, когда он уже повернулся, чтобы уйти, она задумалась, что он имел в виду. Судьба их народа? Успех восстания? Она бросила вызов ему; и не могла не задуматься о том, что он подразумевал под этим нечто более личное.

Что же было на кону? Она чувствовала, что балансирует на краю пропасти, борясь с ветром. А что же ставилось на кон?