Боярышня Дуняша 2 - Юлия Викторовна Меллер
— Здрава будь, Пестинея Ядвиговна! — громко поприветствовала Соломония.
— И тебе здравствовать, Соломония Евстахиевна! — с уважением ответила Пучинкова.
Дуняша подобралась, постаралась сделать умное лицо и не зевать, а главное, не дрожать. В храме было душно, а когда вышли на улицу, вновь пробрал озноб.
— Радость у меня, — сообщила Соломония, — родня из Москвы приехала.
— Наслышана уже.
— Давно просила приехать их, чтобы повидаться, а то умру и не увижу внучек сестры моей.
Кто-то подтолкнул Дуню вперёд, и она внезапно оказалась перед носом Пучинковой. Маша с достоинством поклонилась, и Дуня повторила за ней.
— Красивые у тебя внучки, — милостиво сообщила мать Ивана Харитоныча.
Маша стояла, не поднимая глаз, а Дуня с интересом разглядывала возможную Машкину свекровь и, прижав горячую ладонь к носу, грела его, а то из носа потекла водица, а шмыгать неприлично.
Тут подошли мужчины и завязался разговор. Все вместе двинулись в одну сторону, и Дуню оттеснили.
Дома отогрелись, поснедали, начали обсуждать встречу, но ничего интересного Дуня не услышала. Во дворе она увидела, как отец вновь собирается пройтись по торгу, а боярина Афанасия забрала Светланка, чтобы подправить ему бороду. Она каждые два дня скребла ему подбородок, чтобы сложный рисунок бороды не зарастал.
— Семён, а ты чего слоняешься без дела? — ни с того ни с сего взъелась на него Дуня.
— А какие у меня без тебя дела? — огрызнулся он.
— У тебя полно писанины! Неплохо бы тебе с моим отцом по торгу прогуляться, записать цены и посмотреть, что иноземцы больше всего закупают.
— Это и без меня князю напишут.
— А ты свои выводы сделай и приложи, — не отставала она.
— Я что, купец? — вскинулся Волк.
— Ты слепец, если не умеешь видеть, что стоит за продажей стратегически важных товаров, — напустилась на него Дуня.
— Ты… — Волков зло сплюнул, но взял себя в руки, — ну и язык у тебя! Не можешь толком всё объяснить?
— А ты сам не допускай пренебрежения к людям иного сословия. Ты слово «купец» сказал, как выплюнул, а меж тем они важнейшая часть нашего княжества.
— Торгаши-то?
— Знаешь, Сеня, я же тебе уже говорила, что проще всего сравнить княжество с телом. Вот есть в теле сердце, и оно архи важно, но какой толк от сердца, если по жилам к нему не потечёт кровь? Или в теле вдруг перестанет работать желудок… ну, я хотела сказать, что в животе у тебя перестанет перевариваться пища и начнутся всякие проблемы.
— Скажешь тоже…
— Говорю, — согласилась Дуня, — а ты не слышишь. Каждая часть очень важна, но воспевают почему-то только сердце. Так и в княжестве все сословия очень важны и каждое решает определенные задачи. Княжество будет процветать, если все будут уважительно взаимодействовать друг с другом. Я понимаю, что тебе очень лестно и приятно, что общество вознесло бояр над собой, но это всего лишь морок. Завтра князь перестанет воевать и все обратят свои взоры на купцов. Для процветания княжества нужны деньги и купцы их дадут. А потом закончится гонка за деньгами, и все обратят внимание на основу нашего государства, на ремесленников и крестьян. Вот и получается, что важны абсолютно все.
— Ох, и любишь же ты разглагольствовать, — фыркнул Семён.
— И то верно, — засмеялась Дуня. — Надо же мне на ком-то учиться красиво говорить! Вдруг деда в думе сменю?
— Ты-то?
— Я-то!
— А что, ты сможешь, особенно, если посох тебе потяжелее дать.
— Так что же насчёт отчетов? Не хочешь подумать, почему вдруг вырос спрос на канаты?
— А он вырос?
— Говорят, что они хорошо продаются, и год от года их везут сюда на продажу иноземцам всё больше и больше.
— Хм, и к чему это?
— Быть может, кто-то корабли строит?
— Тогда покупали бы… — Волк осёкся и восхищенно присвистнул: — Головастая ты! Это ж надо, как всё интересно получается, а всего-то надо…
— Вот и иди, собери сведения и сделай выводы, о которых напишешь. Покажи всем, что ты умеешь видеть не только то, что лежит перед носом, но и дальше.
— А ты?
— Сегодня дома побуду, разговоры послушаю.
Дуня посмотрела, как боярич засобирался на торг. Отца ему уже не догнать, но не маленький, прогуляется, посмотрит на людей, поразмыслит. Сама же боярышня вернулась в дом и даже занялась рукоделием, показывая всем, что умеет всё делать не хуже других. Женщины положительно оценили её мастерство и посетовали, что она не любит этим заниматься. Дуня же сказала, что больше всего любит рисовать, и к её удовольствию в доме нашлись краски.
— Мы когда печь белили, то решили её расписать цветами.
— Я видела, красиво, — искренне похвалила Дуняша.
— Бери и рисуй, — протянула банки с краской одна из родственниц. — Мы много купили, потому что так дешевле было. Но у нас всего три цвета.
— Мне хватит, но бумаги ведь нет?
Женщины огорченно подтвердили, что бумаги в доме нет. Точнее, она есть, но только у бабушки и мужчин.
Дуня задумалась. Вырученные за яблоки деньги она отдала матери. Та кое-что передала Соломонии, чтобы родственникам не было тяжело кормить столько лишнего народу. А ещё необходимо было что-то прикупить для себя, чтобы хоть немного чувствовать себя увереннее в глазах Пучинковых. И… тут Дуня понимала, что много чего ещё надо, а деньги быстро растратятся. А ей прямо хоть выходи на площадь и рисуй портреты за малую денежку. Жаль, что это не боярское дело. Но краски Дуня прибрала и поблагодарила за подарок.
Незаметно прошёл день и закончился он приглашением к Пучинковым. Харитон Алексеевич хотел поблагодарить Дорониных за спасение сына и… ничего больше на словах передано не было. Женщины многозначительно переглянулись, Милослава поджала губы, а Маша продолжала витать в облаках.
Дуня же вспомнила кое-что и побежала спросить у ключницы кусочек мыла. Получив его, она внимательно рассмотрела его, принюхалась. Особого запаха у мыла не было, а вот буковка «Б» была.
