Похищение феи. Ночной и недоброй! - Мартиша Риш
— Госпожа Надежда, я счастлив видеть вас в добром здравии, — отвратительно удовлетворённо скалится барон. Красив, как сам демон, и так же точно невыносим. Широкой ладонью смеет накрыть мою руку, отчего меня всю пробирает огнем. Нежно прикасается губами к кончикам моих пальцев. А ведь он склонился передо мной! Чудеса. И спина с этого ракурса кажется широкой, надёжной. Джошуа стоит в отдалении, замер, широко раскрыв карие глаза. Лапочка моя. Обхожу барона по широкой дуге и приседаю перед ребенком.
— Привет, дорогой. Как добрались? Где твой кошик?
— Я боялся, что вас больше не увижу. Но отец обещал, что теперь мы все будем жить здесь, в нашем наделе. Это так? А кошик улетел грабить сад.
Не успеваю ответить, Людовик не даёт и слова сказать.
— Госпожа Надежда сегодня ещё очень устала. Оставим все вопросы на потом, — произносит он с лёгким нажимом и встаёт совсем рядом со мной, подаёт руку, помогая подняться. Спасибо я и сама справлюсь.
— Как скажете, отец. Я могу проведать моего прежнего гувернера?
— Разумеется. Вечером ты мне понадобишься, а пока можешь быть занят своими делами.
— Благодарю за доверие, отец. К ужину я непременно вернусь в замок.
— Беги, отдыхай, — кричу вслед удаляющемуся ребенку. Значит, его гувернер все ещё здесь. А я тогда кто? Неужели и вправду этот придурок таким образом надеется заполучить любовницу в моем скромном лице?
— Как вам понравился замок?
— Излишне огромный. Без личного экипажа до собственной спальни не добраться.
— Этот вопрос будет решен.
— Вы уменьшите замок?
— Закажу для вас экипаж. Если вы не возражаете, я бы хотел обсудить положение дел. Пройдёмте в мой кабинет.
— Обсудить положение дел можно и здесь.
Да, Людовик безусловно галантен, да, он нереально красив. тать, безупречные манеры, богатство, шарм, сила и власть. Все есть у него. Но я никому не дам распоряжаться собой. Хватило первого брака. Ни у чьих прихотей больше на поводу не пойду. Слишком уж дорого стоила мне свобода. Повезло ещё, что бывшего пригласили в Канаду, иначе бы никогда не смогла от него отвязаться. И в кабинет к барону я не направлюсь. Не хочу оказаться в ловушке. Тут слуги, тут свет, тут простор. Не посмеет сунуться. И потом, на мой крик наверняка прибежит юный наследник. При нем вряд ли барон посмеет хоть что-то со мной сотворить. Смешно, но малыш здесь для меня единственный надёжный защитник.
Не знаю, что похититель смог прочитать на моем лице, но он отступил на шаг и, как будто бы, сдался. Руки и те спрятал у себя за спиной. Жаль, только на пару минут. Не смог дольше сдержаться, начал жестикулировать в такт бурной речи.
— Госпожа души моей, королева драконьего сердца, я никогда не посмею причинить вам зла, принудить к чему бы то ни было против вашей собственной воли.
— Почему я должна вам верить?
— Это исключено. Разве можно силой взять подарок богов. Я стану смиренно ждать вашего расположения.
— Да? И сколько же их было до меня?
— Кого? — отступил он ещё на полшага. Выходит, боится моего напора? Чудесно! Ласковой кошечкой я точно не буду, скорее мегерой в самом расцвете сил.
— Тех девушек, что вы похитили? Не стыдно перед женой? Перед сыном?
— Благословение богов, капля влаги на просторах пустыни, первый цветок эдельвейса посреди снега…
— Ближе к делу, барон!
— Вы — моя истинная любовь. Об этом говорит символ на вашем запястье. Такое случается один раз в несколько тысячелетий.
— Я вам давала право себя заклеймить? Или давала право похитить?
— Знак посылают боги. Я бы никогда не осмелился тронуть изумительный шелк вашего тела без спроса, — бархатный голос восхитителен и манящ. Так хочется поддаться соблазну. Людовик смотрит на меня умоляюще, заглядывает в глаза, ищет себе оправдание и почти что находит. Глупо отрицать то, что он мне, действительно, симпатичен, что его запах будит во мне женскую сущность, зовёт. Глупость! Стокгольмский синдром! Нас же предупреждали! Террористы, похитители и все прочие умеют расположить к себе жертв. Это все наваждение, уступка слабой психики. Нельзя ее допустить. Иначе потом сама пожалею. Да, здесь у меня нет за спиной пассажиров, о которых надо заботиться, я не обязана никого спасать. Но я ведь тоже личность. О себе тоже неплохо бы думать.
— Не верю. Вы имели наглость закинуть меня на плечо и усыпить. На глазах у моего жениха, — Людовик побагровел, и я продолжила, — Вы ведь тоже женаты, не так ли. И вашему сыну нужна мать. Счастливая мать. Зачем вы отдали мне ее комнаты?
— Моему сыну нужны вы. Он к вам привязался. В тех комнатах никто не живёт. Что касается баронессы… я решу этот вопрос очень скоро.
— Неужели? Марцелла сказала, что ваш брак нерушим. И я ей верю.
— Есть надёжный способ завершить этот брак.
— Верните меня обратно. Не стоит портить жизнь друг другу. Я готова продолжить работать с ребенком и только.
— Это абсолютно исключено. Вы останетесь здесь в моем замке. Навсегда.
— Нет.
— На Земле совершенно не безопасно для юной девы. О женихе постарайтесь забыть как можно скорей.
— Иначе что?
— Иначе, — громада сильного тела внезапно нависла надо мной, — я, как и предписывает обычай, принесу вам в качестве трофея его голову. И повешу на стену напротив камина! Специально закажу для нее самый невзрачный медальон.
— Ты не посмеешь! — пощёчина резко опустилась на холеную щеку барона. И, о чудо, тот отступил, опустил голову, внезапно склонился передо мной.
— Прости. Я позабыл обычаи вашего мира. Там нельзя показывать мужскую суть.
— Тронешь Виктора, пожалеешь! Он сделал мне предложение стать его женой! А ты похитил, чтобы сделать любовницей! Игрушкой! Понравилось, взял и выкрал!
Людовик упал на колени. Все случилось слишком внезапно. Я не успела отступить ни на шаг.
— Разве бы я посмел? Истинная любовь бесценна. Следующей ночью жрецы соединят нас брачными узами. Навечно.
— Нет никакой истинной любви! На моём месте могла оказаться любая другая!
— Только ты, — на запястье обрушился поцелуй, наполненный страстью. Кто бы знал, чего стоит не поддаться соблазну, не уступить, когда перед тобой на коленях стоит огромный мужчина, клянется в любви, ищет согласия. Нет. Уже проходили, спасибо. Больше не нужно. Чем заканчиваются такие сказки, я уже знаю. Выдернула пальцы из его горячей руки и отошла к окну.
— Любимая и прекрасная, невозможная, позволь…
— Не позволю.