У смерти твой голос - Екатерина Соболь
– Идемте. – Он показал подбородком в сторону улицы, и мы неспешно пошли туда. – Сегодня снег пойдет. Гарантирую.
Я улыбнулась:
– Здорово, я его как раз жду.
– Что, признаваться кому-то в любви собираетесь?
Его взгляд был таким теплым, и мне стало спокойно, как давно уже не было. Я хотела ответить: «Это просто традиция, необязательно признаваться в первый снег», а вместо этого сказала правду.
– У меня розы. Я им сказала: «Если доживете до первого снега, значит, не зря с вами возилась». А он, как назло, в этом году никак не хочет выпадать.
Бармен так искренне, радостно заржал, что я невольно улыбнулась в ответ.
– Вы такая смешная, предсказательница, – сказал он, немного успокоившись. – Я скучал.
У меня что-то дернулось внутри. Он ведь не может помнить, что с нами произошло полгода назад, а после этого мы виделись всего раз, как он успел бы соскучиться? Я остановилась посреди улицы. Мимо пронеслась компания подростков, чуть не сбив нас с ног, и я подняла стаканчики повыше, чтобы их спасти.
– Вы что-то вспомнили? – тихо спросила я. – Про…
Как сформулировать, чтобы не задеть его, если он ничего не вспомнил и сказал это просто так? Бармен с интересом следил за моими метаниями.
– Когда мы с вами летом виделись, я не особо успела пошутить, – сказала я наконец.
– В тот раз, когда советовали мне себя не убивать? Попытка была отличная. Ужасно жаль, что не помогло.
Каждая мышца в моем теле напряглась, как в школе перед стометровкой. На секунду мне показалось, что полгода, которые прошли с тех пор, были сном. Я снова вернулась в те две недели, когда была живой, как никогда.
– Почему не помогло? – глухо спросила я. – Вы вроде живы.
В ответ бармен поддернул одну из меховых манжет своей куртки, и я увидела: запястье у него перемотано бинтом, на вид совсем свежим. Неудивительно, что он так неловко держал стаканчики.
– Сбежал к вам из больницы, – сказал он. – Времени, прямо скажем, немного.
Я шагнула ему навстречу. Мне было тяжело дышать.
– Если бы мы были в моем салоне, я бы вам сделала соснового чаю, – еле шевеля губами, произнесла я. Каждое слово было как шаг по льду. – Жаль, что его тут не подают.
– Ничего. – Бармен улыбнулся весь: глазами, губами, ямочками на щеках. – Я бы и просто сосновых иголок пожевал.
Мое сердце стало таким огромным, что заполнило все пространство внутри меня. Я превратилась в одно огромное сердце.
– Это ты.
Не вопрос – утверждение. Даже если кто-то мог слышать наш прощальный разговор про сосновые иголки, никто не смог бы произнести эти слова так: с усмешкой, мрачно и добродушно одновременно. Я сделала теннисную подачу, и ее отбили блистательно, как на Уимблдоне. Я прислонилась лбом к его лбу. Хотелось плакать всем своим гигантским сердцем. Мы молчали, стоя посреди улицы: я кое-как оберегала стаканчики от прохожих, а он стоял, уронив свои изуродованные руки, которых никто не видел под классной новой курткой.
– Вы выросли, предсказательница, – очень тихо сказал он, и я улыбнулась, не открывая глаз.
– Особенно приятно слышать такой комплимент от дерева, – прошептала я. – Получается, ты меня слышал…
– «Слышал» – не совсем верное слово. «Чувствовал» будет более точно, хоть и тоже не совсем. Все по-другому, когда ты не человек. Но когда ты думала обо мне, касаясь растений, я ощущал нашу связь. Ты часто это делала.
Я с трудом оторвалась от него и вложила ему в руки картонный стаканчик.
– Пей. Тебе надо восстановить силы.
Он послушно присосался к своему чаю матча. Было странно видеть его в другом обличье, но ему не нужно было ничего объяснять, я все поняла. Он смог снова проникнуть в наш мир, когда один из участников прошлых событий оказался на пороге смерти. То, что он не пришел раньше в привычном мне виде, было неплохой новостью: значит, Чан Чон Мин жив и здоров.
– Как бармен мог покончить с собой в канун Нового года? – нахмурилась я. – Ты же видишь его воспоминания. Зачем он это сделал?
– Ты всегда сразу к сути дела, Юн Хи-а, – усмехнулся он, и этого домашнего обращения мне стало тепло. – Ему было невыносимо одиноко. У него уже много лет депрессия, а он не лечится. У него на глазах когда-то утонул отец, а он не смог себе простить, что не спас его. Ему тогда было семь. – Он допил остатки чая и сунул стаканчик в карман куртки. – Жизнь людей полна маленьких трагедий.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– В этом теле – Ким Тэ Хо. Можешь звать меня Тэхо, с ударением на первый слог, как будто мы американцы, он сам обычно представлялся так. Или никак не зови, мне все равно. Имена – не главное. О, а вот и снег.
Он поднял руку ладонью вверх, и на нее опустилась снежинка.
– Сегодня снега в прогнозе не было, – тихо сказала я, потому что утром выбирала одежду для поездки в Йемтео.
– А он непредсказуемый. – Тэхо, или Чон Мин, или дух дерева, или все они сразу, улыбнулся мне так, будто это шутка, понятная только нам двоим. – Я попросил Воду добавить этому дню немного красоты.
– Он уже не так злится?
– Как видишь.
«Они будут жить вечно, – подумала я с какой-то дрожащей, грустной радостью. – Пока мир существует, будет он и его братья. Я всего лишь короткая глава в его истории».
– Сам сказал, что ты с девушкой, – вспомнила я. – И где она? Ты нашел кого-то себе в жертву?
– Да вот она. – Он коснулся моей щеки. – Никаких жертв не будет. Я просто тянулся к тебе – ты не представляешь как. Моя стихия всегда тянется к теплу и свету, и впервые тепло было человеком. Я думал, что буду вот так тянуться всю твою жизнь, и вдруг очнулся в его теле. Судьба ко мне благосклонна, но я чувствую, что это ненадолго. Тело совсем слабое.
Я поставила на ближайшую ограду восемнадцатого века свой стаканчик, из которого не сделала ни глотка, качнулась к нему и мягко поцеловала. Снег опускался на нас крупными редкими хлопьями, люди вокруг радостно приветствовали его, галдели, фотографировались.
– Вот что мы сейчас сделаем, – сказала я, касаясь губами его губ. – Пойдем в отель и займемся… Ну…
Я оробела прямо посреди фразы. Как сказать? «Сексом» – грубо, «любовью» – сахарно. Тэхо закатил глаза, не дожидаясь, пока я определюсь с формулировкой.
– Предсказательница, с вами я всегда чувствую себя таким неотразимым, мне прямо неловко!
– Я
