Любовь предусмотрена контрактом - Китра-Л
Жемчуг сменился обсидианом.
Инстинктивно прижав ладонь к груди, я поползла к спинке безумно огромной кровати. Гера только снисходительно покачал головой, заметив мои неловкие попытки оказаться подальше.
— В роскошном платье, в тугом корсете и в изящных туфельках. — Отметил он, оценивая подвенечный наряд. — И так хорошо держалась с мечом! Браво, малышка, ты продолжаешь совершенствоваться, — казалось искренне восхитился он. — Ну — ну, не хмурься. Твои порой нелепые выходки сильно сбивают с толку, и мне начинает казаться, что ты всего лишь неуклюжая и бестолковая девчонка.
Гера вновь потянулся ко мне.
Делать-то что? Кричать? Молить о пощаде?
Из — за проклятого эликсира я соображала все хуже и хуже, а тело совсем перестало подчиняться.
Я вся сжалась, когда мужчина коснулся сбитых в прическу прядей. Их итак осталось мало после встречи с Маской. До сих пор не успела толком оплакать.
— Тебя не стали лечить магически, побоявшись навредить дару? — Большой палец лег на мой висок.
— Да. — Тихо ответила, удивляясь, что все еще могу говорить. — Гера, пожалуйста…
— Не волнуйся, — почти нежно ответил он, откинув мою руку, когда я сделала попытку его оттолкнуть. — Результат доставит тебе невероятное удовольствие. А если нет, будем продолжать, пока не достигнешь полного удовлетворения. — Обхватив одной рукой мои волосы на затылке, другую он опустил на корсет к солнечному сплетению. Лицо Геры светилось обманчивой заботой. — Ослаблю шнуровку. Тебе предстоит много и долго кричать. — И все ласковым, приятным голосом, будто это прелюдия нашей обычной интимной игры. — Потребуется больше воздуха.
Просто двусмысленные фразы, — продолжала убеждать себя я, сопротивляясь накатывающему ужасу.
Я все еще могу шевелиться. За поясом припрятано шило. Я могу его схватить и…
Я крепко зажмурилась.
Нет, не то.
— Постарайся не сорвать голос. — Последнее, что я услышала, перед тем, как острая боль пронзила меня насквозь.
Магия, струящаяся из пальцев Геры, ударила в висок. Электрическим разрядом пронеслась, раздирая каждую клеточку на части. Вспыхнула огнем, опаляя кожу изнутри и плавя мозги. Тело затрясло в агонии.
Гера запрокинул мне голову, и я задавила тот жуткий звук, который готов был вырваться из горла.
А потом боль ушла.
Я всхлипнула, содрогнувшись в спазме.
— Тише, тише. — Донесся голос издалека. Гера гладил меня по голове, прижимая к своей груди. Пальцы скользили по волосам между прядями. Гораздо ниже, чем предполагала их длинна. — Все хорошо.
Боль неплохо отрезвляла.
Восстановив дыхание, я скосила глаза.
Волосы. Мои истерзанные опасными мирами волосы спускались волнами до самых бедер. Светлые от поясницы и ниже, блекло — русые с проблесками седины — выше.
— Так намного лучше, правда? — Спросил пленитель, заметив, что я пришла в себя. Он перебирал локоны, проверяя свою работу. — Маги, которые на самом деле ничего не смыслят в своем искусстве чересчур перестраховываются, трясутся из — за каждой мелочи. Дар не выдержит? Не твой, Аня. Немного боли — ну и что с того?
«Гера отрастил (нарастил?) мне волосы. — попыталась осознать эту мысль.»
Психотичный Незыблемый, возглавляющий один из великих домов, убивающий богов, повелевающий силами природы, отрастил мне волосы. Похитил ради этого. Месть свершает.
Атрос, сохрани мне психику.
Я никогда не пойму лэйтарцев. Вообще никогда. И не стоит. Я им не ровня. Ничего не могу противопоставить. Они просто сильнее.
Я облизнула пересохшие губы, понимая, что все еще глубоко дышу, жадно глотая воздух.
Расстегнутый корсет не помог.
Прочистив горло, я неуверенно спросила:
— Теперь меня можно отпустить?
Если Гера думает, что именно так мы собирались с Тинхе проводить ночи напролет, кто я такая, чтобы разочаровывать его?
Если Тинхе действительно так собирался проводить ночи напролет, то хорошо, что я этого уже не узнаю.
Тайное страстное желание Тинхе — чтобы я отрастила волосы…
Спокойней, Дробь. Не пори горячку. У тебя от магии мозги слегка подгорели.
— Цвет неоднородный, — Покачал головой Гера.
— Так бывает, когда красишься, — пробормотала я, расплетая мысли. — А потом не красишься.
Меня не услышали.
Мужчина продолжал прибывать в своем собственном мире.
— Мне больше нравится пепельный блонд, но, к тону кожи и цвету глаз скорее подойдет золотисто — карамельный. — Заметил он, прижавшись щекой к моему затылку. — Впрочем, у нас много времени, чтобы подобрать правильный оттенок.
— И каждый раз будет больно?
«Женщину тридцати двух лет похитили из парка и держа взаперти всю ночь окрашивали ей волосы…»
— Конечно.
Очень странно испытать облегчение, от того, что тебя собрались пытать, а не насиловать. Еще страннее понимать, что боль причинят не для того, чтобы вытянуть информацию или принудить к чему — то, а чтобы придать тебе симпатичный вид.
Ощущение, будто я опять пошла на электроэпиляцию.
Я заворочалась в руках Геры, — когда я переместилась к нему на колени?
Что произойдет, когда он доведет дело до ума? Когда я буду соответствовать его тонкому эстетическому вкусу? Если я не попаду на свадьбу, церемония начнется без меня. А на расстоянии я не смогу справиться со слиянием. Не в руках Геры! Нужно найти меч…
— Спокойно, — прошептал мужчина, когда я слабо оттолкнула его руку.
Пальцы на затылке сжались и боль тряхнула с новой силой.
В этот раз крика я не сдержала.
Волна магии накатила, захватывая все пространство вокруг.
Боль была в воздухе, который я вдыхала. В ярких вспышка, взрывающихся перед глазами. Текла по венам. Пряталась в тихих словах, нашептываемых Незыблемым. Была внутри и снаружи. Она обнимала меня.
И исчезла так же внезапно, как и появилась.
Без предупреждения.
— Не серебро, — слова звучали будто сквозь вату. — Конечно, нет. О чем я думал? Ты относишься к теплому типу. Горячему. Жгучему.
Я не успела ответить.
В мою кровь вновь впрыснули лаву, и она понеслась по артериям, разъедая стенки сосудов. Сводя с ума.
И еще раз.
Передышка. Пространные рассуждения об оттенках.
Боль.
Еще раз.
И еще.
Я не помню, сколько это продолжалось.
Сбилась со счета.
Боли было так много, что любая мысль, за которую я успевала ухватиться, тут же взрывалась жалящими искрами.
В какой — то момент я осознала, что сама жмусь к Незыблемому, надеясь продлить мгновения покоя. Глаза мокрые от слез, я дрожу помимо воли, цепляюсь за изумрудную ткань, а она будто пачкает меня кровью.
Гера прижимается прохладными губами к моей воспаленной коже и что — то говорит.
И все начинается вновь.
Гера причиняет боль. Освобождает от нее. Шепчет милые глупости. Обещает, что все будет
