Полузвери - Ксения Анатольевна Татьмянина
— Помоги мне на кухне, пожалуйста. Там не трудно, просто очень скучно одной.
Варита робко постучала и заглянула в комнату. В шесть вечера девушка собралась готовить ужин, и позвала меня.
— И не говори. Жизнь вся где-то, в бурях и сражениях, а мы тут, в глубоком тылу. Кухня, так кухня. Идем.
— Новости есть?
— Нет, тишина.
— А я Элен позвонила. Она там тоже изнывает взаперти.
Я тут же подумала о Злате, Хане и Лёне — еще трех «пленницах». Может, мне к ним попроситься вместе с Варитой?
Я так надеялась, что увижу воплощение Вилли. Надеялась, что к десяти вечера Парис приедет сюда, к Фортену, но время шло, а мы так и оставались вдвоем с девушкой, буквально — запертые на кодовый замок внизу. Когда мое терпение лопнуло, я вышла проверить — доступа на улицу нет. Окна в здании были, но, кажется, только на жилой половине Фортена, куда я из уважения к хозяину, не смела ступить ни ногой. А хотелось хоть воздухом подышать. Выбраться на крышу, посидеть под открытым небом, на воле. И взвыть! Взвыть от тоски, незнания и бездействия, как зверю, которого стреножили и заперли в кирпичном вольере!
* * *
Утром следующего дня нервы настолько чутко реагировали, что я услышала шаги, за всей толщей пространства здания. Только встала, только умылась, открыла комнату… и рванула через коридор закутка, и через всю студию!
— Вилли!
Он и Фортен только зашли и собирались подняться наверх. Я распахнула дверь, и, выскочив на площадку у лестницы, тут же повисла у парня на шее, стиснув его сколько было сил в руках.
— Привет, обаяшка!
— Вилли… целый! Живой!
Я без стеснения стала целовать его в ухо и в щеку, куда попадала, и опять стискивала, собираясь провисеть в объятиях спасителя столько, сколько требовал весь мой пережитый страх за него. И благодарность.
— Щекотно, некромантка! Я тоже рад, что ты целая и невредимая!
Нехотя отлипла:
— Какой ты лысый, и какой красивый! Где ты проснулся, у Париса?
— Лучше не спрашивай. Кошмар наяву.
— Кто был? Где все? Я тут с ума схожу и боюсь хоть кому-то позвонить, чтобы спросить, как дела. Ян? Нольд? Троица? Фортен, ты хоть в курсе, что и как? Умоляю!
— Я не знаю подробностей. Идемте наверх.
В замкнутом пространстве почуяла, — шлейф убийств бил в нос железистым запахом, будто я до сих пор в том холле с двумя трупами и повсюду кровь. И на моих губах тоже — кровь самого умирающего Вилли. Слабая чистота проступала, но едва-едва пробивалась, утопая в более тяжелом, удушающем… смраде. Но я не отвернусь от друга, ни за что! Он мне жизнь спас, и даже если бы не было этого долга — никогда бы не отвернулась! Обниму и поцелую снова, и плевать, если будет мутить, плевать, что не задержать дыхания. Это — Вилли!
Фортен и мускулом не дрогнул. Я, едва сама почуяла, знала, что и он — дышит тем же. И до этого — наверняка в квартире при пробуждении, в машине по пути сюда, и ничем брезгливости не выдавал. Мерцал зелеными глазами, полуприкрыв веки, и спокойно смотрел на того, кого любил… выдержит? Стерпится? Или всю жизнь теперь будет искать открытое место, чтобы сделать шаг ближе?
— Есть хочу жутко. И пить. Желательно — пиво, есть?
— Есть.
Ничего о «той стороне» Вилли не помнил. По его словам, все погасло в один миг, и включилось в другой — будто при наркозе на операции. Только если пациенты засыпали более-менее в хорошем самочувствии, а просыпались в болезненном от вмешательства, здесь все было с точностью наоборот. Никогда не чувствовал себя более живым и полным энергии! И на психику стресс не давил, — схватку, убийства, свое умирание, — воспринимал легко, без рефлексии и чувств «грязи». Из-за того, что парень сравнил полусмерть с наркозом, я невольно подумала — он будто до сих пор дышит обезболивающим, как пациент на медицинских наркотиках, переполнен какой-то эйфорией. Счастьем бытия. Вилли ел с жадностью ко вкусу и сытости, пил взахлеб, опьянел быстро. Улыбался и сиял, будто во всем, что случилось — нет ни одной черной тени.
— Фо… — Я шепнула, улучив момент и оставшись с некромантом за кухонной стойкой, когда Вилли пошел переодеться во что полегче. — Расскажи, как оно было? Ты же присутствовал? Говорил с Парисом-Морсом, как хотел?
— Нет. Мне трудно оказалось увидеть в этом немолодом и желчном некроманте нашего Пра-Отца. Да и… я призрак Вилли видел, не мог ни о чем думать. Меня Ян на адрес привез, мы там вместе были.
— Я усмехнулась:
— Вилли влетело?
— В каком смысле? — Не понял Фортен.
— За то, что влипли в историю, Ян обещал выпороть, очень был злой.
— Нет. Не влетело. Все в рамках приличия.
— Ночь у Париса провели?
— Пришлось. Вилли не просыпался до четырех утра. Как Морс пояснил — чем ближе человек был к смерти, тем дольше после воплощения спит. Тяжелые часы, еле выдержал.
— Из-за запаха?
Фортен странно вздрогнул всем телом, будто у натянутого крепкого лука кто-то задел тетиву, и пристально посмотрел мне в глаза:
— Нет. И это не объяснимо, Ева. Я почувствовал шлейф, тяжелый и душный, будто к самому лицу поднесли ведро слитой крови. А потом, через минуту… он исчез. Я не утратил некромантского видения и чутья, факт, потому что чистота Вильяма никуда не делась. Я будто потерял обоняние выборочно, но не прилагал к этому никаких усилий. Рискнул спросить Морса, но тот высокомерно удостоил меня титулом «извращенца» и буквально плюнул куда-то под ноги. В этом он абсолютно сходится с моим настоящим отцом.
— Он может.
Варита проснулась позднее и тоже без всяких «можно?» повисла на шее у парня, будто он давний-пре-давний друг, а не бывший Вилли-не-дают из Инквиза, надоедающий вниманием. Винилась и плакала, проклиная фотографии и собственную глупость.
* * *
А вечером, поздно, приехали Нольд, Ян и Элен.
— С тебя бесполезно брать обещания, Ева. Ты все равно не сдержишь главного!
Нольд меня обнял, прижал к себе и выдохнул одну лишь усталость. Боялась, что придется пережить бурю ярости, но он или перегорел, или
