Вероника Мелан - Бернарда
– Не хочу.
– Почему, у вас среди этих амбалов есть парень?
На «амбалов» я обиделась. Ему самому бы в качалку не помешало сходить разок-другой, чтобы порушить непомерное самомнение, глядя на то, какими должны быть настоящие мужчины.
– Нет, нету, – не стала обманывать я.
– Тогда поужинаете со мной? Я знаю отличное местечко…
Я коротко извинилась, не совсем вежливо обошла навязчивого собеседника по дуге и вернулась к своему столику.
– Проблемы? – коротко спросил подошедший Баал.
– Да упаси Господи тебя вмешиваться… – с нервным смешком ответила я. – Раскатаешь несчастного по дорожке, как потом по ней шары катать?
Дэйн и Чейзер к тому времени тоже недобро поглядывали в сторону бара.
Но раскатывать никого не пришлось. Минутой позже пытавшийся заигрывать со мной парень, вернулся к своей компании, расположившейся слева от нас, и при первой же попытке катнуть шар неудачно подвернул ногу. То, с каким хрустом он на нее приземлился, заставило меня вздрогнуть: сломал, не иначе.
И в этот самый момент посреди толпы и звучащей музыки ко мне впервые закралось нехорошее подозрение. Подозрение, заставившее меня кивнуть собственным мыслям и холодно улыбнуться. Оставалось проверить: верна ли моя догадка.
Полчаса спустя я, стоя у бара, тихо скрежетала зубами.
Да, пришлось построить глазки, чтобы меня пригласили на танец, а потом терпеть на своем теле чужие, не особенно приятные руки, чтобы удостовериться в том, что тот бедолага, соизволивший отозваться на мой флирт, неожиданно оказался втянут в драку с какими-то подвыпившими незнакомыми парнями, после чего получил по голове бутылкой. Своих, чтобы не вмешивались, я предупредила сразу, сославшись на эксперимент, поэтому они лишь хмуро наблюдали за происходящим издалека. Что ж, пришло время с ними попрощаться и навестить кое-кого… Если этот «кое-кто» окажется на работе, значит, придется отвлечь, поэтому лучше бы ему в этот поздний час быть дома.
Он сидел передо мной в кресле, прикрыв лицо книгой, потягивая красное вино из бокала. Рядом с креслом, почти как в Реакторе, в воздухе висела полупрозрачная карта, на которою Начальник иногда посматривал. Полутемно, из освещения только ночник на старинной тумбе.
– Дрейк? – вкрадчиво поздоровалась я – и книга тут же ушла в сторону.
– Выпьешь? – не здороваясь и не выказывая удивления, спросил он.
– Нет. У меня к тебе вопрос.
– Я слушаю, – он снял с пуфа ноги, поставил их на пол и сложил руки на животе поверх пряжки ремня. Красивая серо-голубая рубашка, дорогая, ее я раньше не видела.
– Как ты думаешь, почему с тремя парнями, на лица которых я имела несчастье смотреть дольше тридцати секунд, произошли несчастья?
Начальник неопределенно качнул плечами.
– Совпадения?
Лицо его было ровным, но вот опасный огонек, светившийся в глубине глаз, выдавал с потрохами. И когда Дрейк потянулся за бокалом с вином, я холодно улыбнулась.
– Нет, это называется не так.
Он неторопливо отпил вина и улыбнулся. Красивый, опасный, зловещий.
– А как?
– Это называется вешанье лапши на уши.
– Что это значит?
– Так в моем мире говорят в том случае, когда один пытается убедить другого в неправде.
– Хм…
Непробиваемая аура властности и равнодушия – замечательное прикрытие для эмоций. Я сделала вид, что собралась уходить, сделала два шага вглубь коридора, затем остановилась и кинула на него насмешливый взгляд.
– Ах, да… забыла спросить. Каково это, чувствовать себя ревнивым идиотом?
И тут же увидела, как тень страдания пробежала по знакомому лицу. Какое-то время Начальник молчал, теперь улыбка его не была самоуверенной, она стала насмешливой и грустной одновременно. Почему-то в этот момент мне вспомнился страдающий от головной боли Понтий Пилат, стоящий на залитом лунным светом бетонном круге и смотрящий вдаль.
Я перестала делать вид, что ухожу, и приблизилась к нему.
– Это неприятно, – только и ответил он. – Но твои ухажеры останутся живы, у них незначительные повреждения.
Мне совершенно некстати теперь вспомнился фильм «Терминатор», в котором Шварценнеггер расстрелял толпу полицейских, затем просканировал ее электронным глазом и выдал заключение «Жить будут».
– Аллилуйя! – я не смогла удержаться от язвительного тона. – Но ведь они даже не поняли, за что пострадали. В чем был смысл?
– У них не было насчет тебя серьезных намерений.
– Ах, вот как? А у тебя есть?
Дрейк поджал губы; в его глазах снова мелькнула тоска.
– Извини.
Я любила его. И понимала каждое идиотское нерациональное и нелогично совершаемое им действие. И последнее извинение, в отличие от проявленной ревности, почему-то не принесло ни радости, ни удовлетворения. Любовь застилает разум, а неограниченная власть развязывает руки – опасное сочетание. Наверное, хорошо, что те парни пострадали не так сильно, как могли бы. Любовь Дрейка была настолько же опасной для этого мира, как и его гнев.
Сердце сжалось от жалости к себе и стоящему напротив мужчине. Он – красивый, умный, пусть даже немного жестокий – не заслужил того, через что теперь проходил. Поддавшись эмоциям, я шагнула в его сторону, желая прижаться всем телом, обнять, утешить, на мгновенье почувствовать его тепло.
– Переоденься в форму…
– Не надо, Ди, – Дрейк предостерегающе вытянул руку вперед – и я застыла.
– Почему?
– Не надо… – повторил он тихо. – И так больно. Я не железный.
Чувствуя, как глаза щиплет от слез, я подошла к столику, подняла бокал с вином, повернула той стороной, которой касались губы Начальника, и отпила глоток. Горьковато-сладкое, на вкус совсем как наша любовь.
– Мне пора.
Не глядя на него, я исчезла.
* * *Мама звала меня назад. Протягивала руки и плакала: «Доченька, вернись, вернись, дочка…» И я шептала, что вернусь, конечно, вернусь, уже совсем скоро, что осталось совсем немного, и я обязательно что-нибудь придумаю.
А потом проснулась вся в слезах.
В комнате темно, на душе скверно. Канн сказал, что, возможно, остался один день на «F» и все будет кончено.
– Скоро, мам… скоро, – прошептала я освещенному первыми лучами восходящего солнца потолку, глотая слезы. – Как только все закончится, я первым делом вернусь домой.
Только в этот момент, когда за окном забрезжил рассвет, я с гнетущей ясностью осознала, как давно не была дома. Все откладывала решение проблем на потом, лишая себя возможности увидеть тех, кого любила. Какой же я была дурой.
Один день. Перетерпеть один день. Как-нибудь заснуть сейчас, проснуться, пережить утро, обед и вечер, а там порадоваться, что все, наконец, закончилось.
