Дженнифер Рардин - Землю грызет мертвец

— Джерико приехал! — заорал Коул перед фургоном. Я побежала к выходу — ноги уже начинали болеть. Миновала Бергмана, который прекратил паковаться и складываться, чтобы послушать рассказ Коула, стоящего в открытых дверях.

— Я знаю, что ты спешишь уехать, — сказала я Майлзу, проходя мимо, — и не виню тебя. На самом деле я тебя даже хвалю. Но Вайль застрял в своей броне. Если тебе случится придумать что-нибудь, чтобы он сумел снять ее до рассвета, не откажи в любезности сообщить, ладно?

Бергман кивнул. Я приняла таблетки, запила стаканом воды — его мне подала Кассандра с видом «рада хоть чем-нибудь помочь».

— Не выходи на улицу, — сказала я ей. — Этот сборщик наметил тебя как цель, чтобы добраться до меня.

Если мне повезет, она уже присоединится к исходу Бергмана, когда я вернусь.

Я мчалась по почти пустым улицам Корпус-Кристи на горячем красном «Кавасаки-Ниндзя-250». Личная машина Джерико. За мной сидел Вайль, крепко обняв меня одной рукой за талию. Я уже не чувствовала спины и зубы стучали, но в остальном все было чудесно. Красивые мотоциклы со мной чудеса творят.

— Приближаемся, — сказала я Вайлю в микрофон.

Когда Коул узнал, что мы поедем на двух колесах, а не на четырех, он вытащил из прицепа шлемы. Они куда лучше смотрятся с этим зверем, чем с мопедами. Сам он ехал за нами с Джерико и тремя копами, которых сумел уместить в черный блестящий полноприводной вездеход. Я не думала, что их присутствие необходимо или хотя бы разумно, но не было времени спорить. И, честно говоря, будь я владелицей такого байка, на котором сейчас рассекала, я бы тоже не спускала с него глаз.

Запах сборщика вел меня мимо классических юго-западных зданий, отделанных в сочные земляные тона, граничащих со стеклом и сталью небоскребов. Это сочетание поражало меня, даже дополненное рядами стройных пальм. Казалось, что не было никакого перехода между прошлым и настоящим, ничего, что помешало бы городу расколоться на части от попытки принять слишком много обличий сразу. А потом я увидела других — в основном вампиров, той породы, что хотят слиться с людьми. Обостренные чувства сказали мне, что они не одни тут. Но я хотела подтверждения.

— Вайль, спроси у Коула, что он ощущает.

Вайль спросил и через минуту передал ответ:

— Коул заметил обилие ведьм и какого-то рода оборотней, хотя точно не может определить какого. Еще он считает, что вон те две красавицы, мимо которых мы только что проехали, — нереиды.

Я глянула в зеркало заднего вида — вау. Когда знаешь, куда смотреть, тогда видишь. Эти две невероятно высокие девушки с серебристыми волосами явно куда больше времени проводят, плавая в океане, нежели топча мостовые.

Улицы Корпус-Кристи в конце концов не так уж отличаются от Чикаго, или Нью-Йорка, или Лос-Анджелеса. Они пузырятся магией. Силой. Эти улицы помнят времена, когда лошади влекли фургоны переселенцев по раскисшей земле. Может быть, именно это удерживает любой город от того, чтобы он разлетелся в клочья.

Проехав еще два квартала, мы увидели сборщика — темная размытая тень, бегущая посередине двухполосной улицы. Движение было такое редкое, что до сих пор он своими странностями напугал разве что пару водителей. Ладно, троих.

Светофор переключился на красный. Йель вывернул дверцу серебристого «Понтиака Гран-при», оттуда вылетел водитель — мальчишка, вряд ли больше недели как получивший права, на его место ворвался Йель. Взвизгнули шины, мальчишка затряс куликами и мы рванули в погоню за сборщиком в самое сердце города.

— Как ты думаешь, он знает, куда едет? — спросил Вайль.

— Я не думаю, что он вообще знает, что делает, — ответила я.

По виду мне казалось, что Йель — из тех демонов старой школы, которые дают кому-то вести, а сами на заднем сиденье занимаются хирургией на открытом торсе невинной жертвы. Машина завиляла, будто спустила правая задняя, а мы еще даже не вошли в поворот.

Но у Йеля, как оказалось, был план. Вряд ли в этот план входило врезаться на «понтиакс» в бетонный барьер, предохранявший дорогу от осыпей крутого склона, — но машина остановилась. Йель выпрыгнул на барьер, как бегун, и начал взбираться по холму.

Я подъехала прямо за ним, Коул и его машина, набитая полицейским спецназом, следом. Но я не успела ступить на мостовую, как уже знала, что противник превосходит нас численно. И по огневой мощи. Надо было сойти с ума, чтобы хотя бы полезть на склон. Под дорогой, под этой травой, миллионы его друзей извивались в мучительном танце. Как женщины на фестивале в Малой Италии, они мчались вприпрыжку по кругу, по кругу вокруг огромного чана, неустанно топча копытами души своих жертв, превращая их в вино для Сатаны.

— Из меня получилось бы жутко мерзкое «мерло», — буркнула я.

— Что ты говоришь? — спросил Вайль, слезая с жалостным стоном.

Я не ответила — у меня что-то застряло в горле. Будь я мужиком, я бы сказала, что это тестикулы.

Я посмотрела вверх, опуская подножку. На вершине холма стояла заброшенная церковь. Шпиль остался нетронутым, крыша частично провалилась, окна заколочены досками. Хотя я перенесла ногу через мотоцикл, но получилось медленно — она была жестко связана с той частью мозга, которая говорила, что мы попали к парадному входу в ад и надо ДРАПАТЬ!

— Вайль! — окликнула его я. — Ты чувствуешь?

— Да, — тихо ответил он. — Как будто вся дорога забита плотоядными жуками, хотя глаза мне говорят, что все в порядке.

У ребят за нами проблем было еще больше. Коул сумел выйти из машины и пробирался к нам так, будто ботинки засасывало в асфальт. Спецназовцы, лишенные любых форм защитных сил, смотрели прищурясь и напрягшись, как солдаты, которые бросились бы бежать, если бы не их любовь и верность друг другу.

Джерико привел с собой сливки своего подразделения. Тощий седой джентльмен со снайперской винтовкой «Ремингтон СПС Варминт» кивнул и представился как сержант Беттс. Капрал Фентимор был, очевидно, не удовлетворен своей натуральной коллекцией мышц и добавил еще одну такую же. Он и его приятель с бочкообразной грудью и широкими плечами («Зовите меня Рэнд») были вооружены «SIG-551». Эти ребята скроены из того же материала, что мой брат и отец в его лучшие годы. Посмотреть на них — видно, что их мортирой с места не сшибешь. А сейчас они переминались с ноги на ногу, как спринтеры на старте.

Что и заставило меня понять: это место заговорено. Я сперва не просекла, потому что магия оказалась такой масштабной. Мою Чувствительность это оглушило, как бывает оглушен мозг при первом визите в музей живописи: если не остановишься, не велишь себе смотреть по порядку, то ни одной картины не увидишь.