Проклятье Первородных - Мари Браулер
Зачем он снова пошел в центр пространства внутри стометровых гладких скал, прекрасно уже понимая, что там обнаружит? Он же уже знал про проходы, «врата в бездну». Точно знал, что обнаружить в центре.
Объяснить непреодолимое влечение все увидеть собственными глазами Клеон не мог. Мозг всеми силами сопротивлялся, подавая мощные импульсы телу, сигнализирующие о дикой опасности. Память для этого и развивалась в процессе эволюции, чтобы хранить информацию о местах опасности и предупреждать человека держаться подальше от источников угрозы.
Все это Клеон понимал, но продолжал медленно идти вперед, с трудом передвигая ноги. По мере продвижения свет фонаря тускнел, не потому что, садились батарейки, а потому что черный блеск становился все интенсивнее.
— Не могу определить природу и источник такого свечения, — Клеон не мог переносить пустую тишину, заполненную мерцающим черным светом. — Я все равно не могу понять, как свет может быть черным?
Клеон употреблял сочетание «черный свет», понимая, что слова исключают друг друга. Но по-другому описать то, что он видел, не мог.
Он все же выключил фонарь и посмотрел прямо перед собой, чтобы хоть примерно определить природу неизвестного света, который видит уже третий раз. Он вглядывался в мечущиеся прямо перед глазами угольные искры.
— Такого не может быть… Движение другое, совсем другое, черный свет — живой…, — успел прошептать Клеон до того, как обхватил голову руками, согнулся пополам и чуть не рухнул на базальтовое основание.
До того, как голову чуть не разорвало от ощущения впившихся тысяч острых иголок, он успел понять, что свечение — неоднородное.
Клеон не сильно разбирался в физике, но, как и любой другой человек, сразу ощутил мерзкую чужеродность окружающего освещения. Он успел разглядеть приближающиеся к глазам тысячи угольно-черных точек, постоянно перемещающихся и сливающихся друг с другом. Мелкие точки вблизи оказались едва различимыми вытянутыми сфероидальными пузырьками, которые ежесекундно лопались и выбрасывали густые капли маслянистой жидкости.
Голову разрывало не только от ощущения леденящей инородности всего происходящего. В последнюю секунду Клеону показалось, что сфероидальные лопающиеся пузырьки складываются в размытую картину. Спасло Клеона от безумия в тот момент только то, что он не успел разглядеть сам образ.
— Господи, да что же это такое? — Прошептал Клеон, когда после серии глубоких вдохов сердце немного замедлило свой стук.
— Вокруг не свет, совсем не свет. Частицы… это крупицы одного целого… Как может сущность разложить себя буквально на молекулы? — Бессвязное озвучивание увиденного хоть немного удерживало на самом краю пропасти, после которой мозг окончательно сдается на власть безумию.
Клеон сидел на корточках сжав голову, пытаясь успокоиться.
«Померещилось, просто показалось», — мелькающие мысли в голове пытались вернуть привычную работу мозга после того, как неведомая мощнейшая воля пыталась разбить сознание на мелкие кусочки.
Плохо получалось. Перед глазами стояла не до конца собранный образ (слава Богу!). Черный блеск, освещающий все места внутри громадных базальтовых блоков, представлял собой миллионы мельчайших молекул, притягивающихся друг к другу неизмеримой концентрацией и волей.
— Тебе не справится с ними, — при звуке глубокого голоса Клеон уже в которой раз подумал, что сердце однажды не выдержит потрясений.
На удивление он почувствовал облегчение, как будто среди разверзшейся преисподней услышал хотя бы немного знакомый голос.
— Анагиана! — Клеон резко встал и посмотрел туда, откуда, по его мнению, исходил голос. Никого рядом не было. Клеон повернулся, включил фонарь, еще раз осмотрел все вокруг. — Анагиана, это ты?
— Клеон! Уходи! Просто уходи! Тебе нельзя знать все это, они все равно тебя найдут. — Голос звучал печально, но с явным оттенком сожаления.
— Кто найдет? Зачем? Анагиана, где ты находишься? — Клеон смотрел по сторонам, пытаясь понять, где находится женщина.
Странно, в этот раз он вспомнил четкий образ. Только не тот, когда первый раз встретил нереально красивую женщину в кафе, и не тот, когда на крыше старого здания неожиданно почувствовал дикую головную боль.
Клеон вспомнил, как они шли по его родной улице между еще замерзшими высокими деревьями, и Анагиана сказала, что видит сходящиеся верхушки зеленых деревьев. Вспомнил, как потеплел ее голос, когда Клеон рассказывал, как в детстве солнечный свет, проникающий сквозь смыкающиеся верхушки деревьев, позволял ему мечтать, что он идет по дороге в волшебное царство.
Вспомнил необъяснимое теплое чувство, пронзившее все тело, когда Анагиана коснулась его волос. И помнил не черные растянутые глаза, заполненные маслянистым блеском, а посветлевшие глаза испуганной девочки, которые видел всего один раз, когда они шли под кронами замерзших деревьев.
— Не подходи к проходам! — В голосе женщины зазвенела мощная тревога. — Не иди к центру! Никогда не проходи через врата!
— Анагиана! Ты где? Я тебя не вижу. — Клеон предпринял последнюю попытку понять, где стоит женщина.
От дикого утробного рева, от которого задрожало нижнее основание, Клеон чуть не выронил фонарь. Казалось, что в агонизирующем стоне он слышит голоса миллионов неведомых существ. Голоса. Смешно. Назвать разрывающий барабанные перепонки рев голосом нельзя даже с большой натяжкой.
Клеон с трудом устоял на ногах. Нижнее основание вибрировало все сильнее и от неописуемого ужаса заледенело все внутри.
Рассеянный черный свет заметался более густыми полосами, и Клеон не хотел даже представлять, что может произойти, когда свет соберется.
Он помотал головой, всеми силами убеждая себя, что в уникальной атмосфере подземных испарений страдает от оптической иллюзии.
Клеон не стал больше звать Анагиану, понимая, что скорее всего кроме оптических иллюзий страдал и слуховыми галлюцинациями.
— Я видел Анагиану в других поездках, — говорил сам себе Клеон, чтобы немного успокоиться. — Она и тогда пыталась предупредить не подходить к проходам, чтобы это ни было. Вот я и нафантазировал себе предупреждение. Хотя, может и первые два раза я все это придумал.
Даже самого себя убедить плохо получалось. Мозг не справлялся с объяснением происходящего, и никакие логические доводы не помогали. Клеон больше не мог объяснять, почему законы геометрии, физики и химии не работали внутри базальтовых блоков, гладких, как отполированные зеркала.
Шел он
