Марина Суржевская - Для кого цветет лори
Уже не скрываясь, Оникс задергала браслет, не обращая внимания, что по руке течет кровь. От нее стало липко и мокро, может от того железный обруч все же поддался, соскользнул.
Раяна отскочила, метнулась в сторону, споткнулась и чуть не упала. Увидела краем глаза, как вскочил Итор, как дернул металлическую цепь и замахнулся ею. Оникс поползла к двери, хоть куда-нибудь, лишь бы убраться отсюда.
— А вот теперь поговорим, — усмехнулся Итор, замахиваясь цепью. — Оникс, а ты шустрая. Неужели ты нас уже покидаешь?
Металлический набалдашник с хрустом пробил пол рядом с ногой раяны, и Оникс вскрикнула. Лица Лавьера она не видела, теперь он стоял к ней спиной. Но его фигура стала еще напряженнее, он вновь переместился, закрывая раяну.
— И ты утверждаешь, что тебе плевать? Видишь, ты вновь проигрываешь, потому что пытаешься уберечь ее. Не можешь сражаться в полную силу, не можешь победить… — Итор раскрутил цепь. Комната не давала ему развернуть свое страшное оружие целиком, но и без того таким снарядом можно легко убить. Советник улыбался. Его светлые волосы растрепались, на лице была кровь, одежда тоже в пятнах. Замах, свист, и Ран выдергивает Оникс из-под удара, отталкивает. — Значит, тебе все равно? — советник расхохотался.
— К лестнице, — Ран сказал это одними губами, толкая Оникс и швыряя в противника нож. Итор легко отклонился. И снова замах цепи.
Оникс не смотрела. Старалась не смотреть, отползая в сторону. Только бы добраться… Звук удара и противный хруст заставил ее обернуться. Правая рука аида повисла плетью, на черной ткани расплывалось пятно.
— Вот и сочлись, — ласково сказал Итор. — Продолжим?
— Несомненно, — процедил Ран. Он чуть отклонился, пошатнувшись, и советник рассмеялся. Но смех застрял в горле, когда в его плечо вошел нож. Тот самый, что Ран выдернул из стены там, где стояла прикованная раяна. — Что замолчал? Стало не смешно, Анрей?
Советник перекинул цепь в забинтованную ладонь, замахнулся… И зарычал, потому что Лавьер упал, придавливая цепь своим телом и тут же вскочил, с силой дергая на себя. Советник покатился по полу, а Лавьер с хрустом вогнал ногу в обитом железом сапоге ему в живот. Ребра хрустнули с таким ужасным звуком, что Оникс затошнило и она прислонилась к стене, пытаясь отдышаться.
Ран вдавил колено в грудь Итора.
— Я ведь говорил, что сильнее тебя. Всегда был и буду. Тебе стоило просто запомнить, — он поднял голову, посмотрел на сжавшуюся в углу девушку. — Оникс. Иди наверх.
Она мотнула головой, не в силах подняться.
— Оникс. — Ран смотрел на нее пугающими черными глазами. — Иди.
Она прижала ладонь к губам, по стеночке передвинулась вбок. Мужские взгляды провожали ее. Светлые, почти белые глаза Итора. И темные, слишком темные- Лавьера. В первых было понимание и что-то еще, чего Оникс не распознала. Возможно, обреченность. В других, не было ничего. Лишь бездна.
Последнее, что она увидела — это как извернулся Итор, ударяя ногами Рану в бок… и перекатываясь в сторону.
Она поднялась, заметалась по комнате. Оружие! Ей надо хоть что-то! Схватила кувшин, швырнула в стену, подобрала острый осколок. Внизу что-то упало, потом раздался короткий придушенный крик, переходящий в вой. Снова упало. Хлопнула входная дверь.
Оникс трясло. Она обхватила себя руками, пытаясь сдержать эту дрожь, сглатывая горькую слюну. Тошнота вновь подкатила к горлу. Больше в комнате не было ничего подходящего, и девушка вновь метнулась к двери, зажимая свое нехитрое оружие в ладони.
— Ран!
Она остановилась так резко, что чуть не упала, и прижалась спиной к углу массивного шкафа, с ужасом глядя на аида. Наверное, так выглядели демоны архара — в крови убитых, с бесстрастным лицом, с темнотой в глазах.
— Надо уходить, Оникс.
Он не шевелился, рассматривая девушку из дверного проема, привалившись плечом к косяку.
— Пойдешь по дорожке вдоль скалы, там Кристиан. Он тебе поможет.
— Что?
— Оникс. Надо уходить. Скалы дрожат, я боюсь, что может случиться обвал.
— Обвал? — она не понимала. Слова доходили словно сквозь вату. Ей хотелось кричать, топать ногами, броситься на него с кулаками. Хотелось выплеснуть всю ту горечь и боль, что шевелились внутри, словно змеи в гнезде. Хотелось, что-то сказать. Важное. Или услышать. Но…
— Надо идти. Сделаешь, как я скажу, Оникс. Поняла меня?
— Сделаю, как ты скажешь? — она зацепилась за слово, вскидывая голову. — Как ты скажешь?
— Хватит, — он сжал зубы. — Сейчас не время…
— Я. Никуда. С тобой. Не пойду! — сквозь зубы процедила она. — Никуда, понял! Я больше не могу, понимаешь? Понимаешь? Я больше не могу так! Я — не твоя вещь!
— Моя вещь? — он вдруг оскалился, словно зверь. — Моя вещь?!
— Да! — Оникс закричала, даже не замечая этого. Сжала кулаки. — Оставь меня в покое! Я устала быть твоей рабыней, игрушкой, вещью. Я ненавижу все это! Я ненавижу тебя! Ты слышишь? Ты — боль, Ран, моя постоянная, непроходящая боль, и я больше не могу так. Отпусти меня!
Он смотрел на нее через комнату, смотрел молча. Лицо бледное, щеки ввалились.
— Отпустить? — Ран повторил, словно тоже не понимал, о чем она просит. И вдруг рассмеялся. Невесело. — Хорошо. Как скажешь. Отпущу. На этот раз — навсегда.
— Что? — Он шутит? Издевается?
— Иди. Там Кристиан. И Баристан. Они помогут. Поторопись, Оникс.
— Ран?
Оникс вдруг стало так страшно от его спокойного голоса, что все волосы на ее теле встали дыбом. И словно вмиг похолодало. Она знала это чувство. Она, монахиня скорби, была знакома с ним. Так веет прохладой от сумрачных врат, когда кто-то стоит на их пороге.
— Ран?!
Ужас сковал сердце, впился в нутро острой иглой. И Оникс закричала. Не вслух. Она закричала где-то внутри себя, так громко и отчаянно, что почти оглохла. Что же она говорит? Что делает? Совсем не то… что-то совсем не то…
— Ран…
Он осел в один миг, сполз по стене. И остался так, привалившись, полусидя. Лицо стало серым. Оникс издала какой-то всхлип, упала перед ним на колени. И только сейчас заметила, что черная ткань рубашки насквозь мокрая… Кровь…
Она отодвинула край и с трудом удержала вой. Рана. В груди. Слишком глубокая… слишком страшная. Слишком безнадежная, даже если бы рядом был десяток целителей.
Но здесь не было ни одного.
— Ран…
Уже не крик — шепот. Слишком горький. Слишком…
Хотелось выть. Или плакать. Или что-то сказать. Важное. Но… Но она лишь смотрела в его глаза, затягивающиеся туманом.
— Все, как ты хотела, — его губы скривила улыбка.
Она хотела? Небесные заступники, будьте вы прокляты! Она хотела совсем иного!
