Стелла - Чарльз Гэвис
С сожалением, но непоколебимый в своей преданности, он поднялся по лестнице за шляпой и тростью и побрел вниз, все еще жалея, что не может оказаться в Перу.
– Будет ужасная буря, – пробормотал он. – Люди будут жестоко резать его, и я, конечно, понесу некоторую долю вины, но я не возражаю против этого! Это Лей, о котором я думаю! Все будет хорошо?
Он задавал себе этот вопрос печально и беспомощно, спускаясь по лестнице, когда осознал изящную фигуру леди Ленор, стоящую в холле и смотрящей на него снизу вверх.
Она наблюдала из окна за отъездом лорда Лейчестера; она знала, что он внезапно уехал в город, знала, что лорд Чарльз был с ним наедине, и теперь достаточно было взглянуть на печальное лицо лорда Чарльза, чтобы убедиться, что что-то случилось. Но в ее улыбке не было ничего подобного, когда она посмотрела на него, нежно обмахиваясь японским веером и придерживая развевающиеся юбки своими белыми, украшенными драгоценными камнями пальцами.
Лорд Чарльз вздрогнул, увидев ее.
– Клянусь Юпитером! – пробормотал он, – если все так, как я думаю, что она будет делать? – и с инстинктивным страхом он почувствовал, что почти готов повернуться и снова подняться по лестнице, но Ленор была слишком быстра для него.
– Мы искали вас, лорд Чарльз, – томно сказала она. – Кто-то предложил поиграть в большой теннис; мы хотим, чтобы вы сыграли.
Лорд Чарльз выглядел смущенным. Письмо обожгло ему карман, и он понял, что не будет знать покоя, пока не избавится от него.
– Ужасно сожалею, – сказал он, – иду на почту, чтобы отправить письмо.
Леди Ленор улыбнулась и лукаво взглянула на часы.
– Никакой почты до семи, – сказала она, – разве это нельзя сделать после нашей игры?
– Никакой почты! – сказал он с притворной озабоченностью. – Лучше телеграфируйте, – пробормотал он.
– Я достану вам бланк! – ласково сказала она. – И вы сможете отправить сообщение.
– А? – пробормотал он, краснея, как школьник. – Нет, не беспокойтесь, я не подумал об этом. В конце концов, это не имеет значения.
Затем она поняла, что Лейчестер передал ему какое-то послание, и внимательно наблюдала за ним. Нельзя было представить себе более умелого обманщика, чем бедный Чарльз; ему показалось, что мягко улыбающиеся бархатные глаза заглянули в его карман, и его рука накрыла письмо движением, которое она мгновенно заметила.
– Это письмо, – подумала она, – и оно для нее.
И укол ревности пробежал по ней, но она все еще смотрела на него с томной улыбкой.
– Ну что, вы идете?
– Конечно, – согласился он с явно наигранной готовностью. И он побежал вниз по лестнице.
Она схватила шляпу от солнца, надела ее и указала на ракетки, стоявшие на подставке в холле. Она ни на мгновение не выпускала его из виду.
– Они все ждут, – сказала она.
Он последовал за ней на лужайку. Группа стояла, играя с мячами, и нетерпеливо ждала.
Лорд Чарльз беспомощно огляделся, но у него не было времени на раздумья.
– Может, поиграем вместе? – спросила Ленора. – Мы так хорошо знаем игру друг друга.
Лорд Чарльз не слишком галантно кивнул.
– Хорошо, – сказал он; и пока он говорил, его рука скользнула в карман.
Игра началась. Они хорошо подходили друг другу, и вскоре лорд Чарльз, двумя играми которого были бильярд и теннис, заинтересовался. Он тоже согрелся и, сняв пальто, бросил его на траву.
Леди Ленор взглянула на него и вскоре, поменявшись с ним местами, сняла браслет и бросила его на пальто.
– Драгоценности в теннисе излишни, – сказала она с мягким смехом. – Вы намерены выиграть этот сет, не так ли, лорд Чарльз?
Он рассмеялся.
– Если вы так говорите, – ответил он. – Если серьезно, то вы всегда выигрываете.
– Почти всегда, – сказала она с многозначительной улыбкой.
Все четверо были энтузиастами, если Ленор можно было назвать энтузиасткой в чем-либо, и игра была интенсивной. Солнце заливало их лица, но они продолжали играть, время от времени прерываясь для обычной ссоры из-за счета очков; слуги принесли кларет и бокал шампанского; леди Уиндвард и граф вышли и сели в тени, наблюдая.
– Победа за мной! – воскликнул лорд Чарльз, пот струился по его лицу, вся его душа была поглощена игрой, письмо было совершенно забыто.
– Я так думаю, – сказала леди Ленор, но, говоря это, она пропустила длинный бал.
– Как вам это удалось? – спросил он.
– Это ракетка, – сказала она извиняющимся тоном. – Она немного тяжеловата. Она всегда становится слишком тяжелой, когда я немного играю. Я бы хотела, чтобы у меня была другая.
– Я пошлю за ней, – сказал он нетерпеливо.
– Нет, нет, – сказала она. – Слуги не знают, какая нужна.
– Тогда я схожу, – сказал он изящно. – Вы же знаете, что не можете проиграть в этой игре.
– Вы сделаете это? – нетерпеливо спросила она. – Она стоит на столе в прихожей…
– Я знаю, – сказал он. – Подождите минутку! – крикнул он остальным и бросился прочь.
Ленор с минуту смотрела ему вслед, потом оглянулась. Двое других стояли, обсуждая игру; зрители собрались вокруг кубка с шампанским. Леди Уиндвард погрузилась в раздумья, опустив глаза в землю.
Глаза красавицы вспыхнули, и ее лицо слегка побледнело. Ее взгляд скользнул по пальто, она на мгновение заколебалась, затем неторопливо подошла к нему, наклонилась и подняла браслет. При этом она перевернула пальто другой рукой и вытащила записку из кармана.
Один взгляд дал ей адрес, и она вернула записку на место и с невозмутимым видом направилась обратно к теннисному корту, но ее сердце учащенно забилось, когда ее острый мозг ухватился за проблему и решил ее.
Записка мальчику! Письмо, которое можно доверить не менее надежным людям, чем лорд Чарльз! Внезапный отъезд Лейчестера в Лондон! Смущение и замешательство лорда Чарльза! Секретно и таинственно! Что это значит?
Казалось, ею овладело предчувствие, что настал критический момент. Казалось, она инстинктивно чувствовала, что происходит какое-то движение, из-за которого она должна потерять все шансы заполучить Лейчестера.
Ее сердце билось быстро, так быстро, что тонкие вены на ее белых руках пульсировали; но она все еще улыбалась и даже скользнула к леди Уиндвард, которая задумчиво сидела в тени, глядя на теннис, но думая о Лейчестере.
Она подняла глаза, когда высокая изящная фигура приблизилась.
– Ты смертельно утомляешь себя, моя дорогая, – сказала
