Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна
Сославшись на усталость после поездки, я попросила принести ужин в мою комнату и, устроившись с подносом на подоконнике, съела все до крошки. Еще и прожорливой становлюсь, несмотря на свежие переживания… Куда я падаю, в какую бездну проваливаюсь?
Немного позже горничная забрала поднос с пустой посудой, и я закрылась в ванной. Долго стояла под горячими струями в душевой кабинке, сначала промывая тщательно волосы, затем просто набирая воду в сложенные лодочкой ладони.
Я должна извиниться перед Дрэйком. Что бы ни говорила Лиссет, ни он, ни Нордан не примут тройной привязки, не согласятся с необходимостью делить меня между собой и значит, как бы больно ни было, мне придется остаться с кем-то одним. И Дрэйк снова поступает благородно, не вынуждая меня делать выбор, не напоминая о произошедшем, обеспечивая мои безопасность, будущее. А я в ответ разбрасываюсь обвинениями пустыми, ревнивыми.
Сказала в сердцах, что ненавижу его. Не ненавижу, но боюсь, что Дрэйк мог подумать обратное, принять на веру запальчивые мои слова.
Живое, крепкое кольцо на талии сомкнулось неожиданно, перехватывая мои руки и прижимая их к бокам. Я вздрогнула, рванулась инстинктивно, холодея от внезапности, от паники, но мочки уха коснулись вдруг губы.
— Ти-ише, котенок, тише. Ты же не собираешься разнести всю ванную к дирговым родственничкам? — от чуть насмешливого голоса Нордана паника утихла, рассеялась. Я выдохнула, прижалась спиной к обнаженной груди позади. — Мне, конечно, любопытно снова посмотреть, на что ты способна, но для подобных демонстраций у нас нет времени. Ты успокоилась?
— Норд, — я откинула голову на плечо мужчине, посмотрела ему в лицо, — я вовсе не ненавижу тебя.
— Знаю.
А Дрэйк?
Я прикусила язык, не давая сорваться неуместному вопросу. Все равно рассчитывать на ответ не стоило.
— Ты собиралась рассказать мне?
Вода словно похолодела резко, обдавая тело не горячими струями, но россыпью колючих льдинок, проникающих под кожу, вымораживающих кровь, сердце, чувства, оставляющих только страх, неизбежный, поглощающий.
— Не закрывайся, — нахмурился Нордан. — Мне даже запах твой чуять необязательно, чтобы заметить, как ты пытаешься закрыться. Дрэйк рассказал. Да и если бы не рассказал, что было бы весьма недальновидно с его стороны, я бы сам спросил. Это было странное ощущение. Странное и страшное, Шель. И испытать его вновь я бы не хотел. Не в этой жизни.
Дрэйк рассказал? Вот так запросто поделился тем, что, как я полагала, он первым пожелал сохранить в тайне?! Я ошиблась в нем?! И Лиссет, похоже, тоже.
Я застыла в объятиях мужчины деревянной куклой, не способной шевельнуть самостоятельно и пальцем, глядя с ужасом в синие с оттенком стали глаза. В горле пересохло, я не способна вымолвить ни слова. Нордан развернул меня лицом к себе, прижал к стенке кабинки.
— Стремительно нарастающий холод, ощущение даже не пустоты — голодной бездны, забирающей все силы разом. И странное, четкое осознание, что все это происходит не со мной, — мужчина говорил негромко, и смысл сказанного едва доходил до меня сквозь оцепенение, страх, панику.
Холод. Пустота. Здесь и сейчас или тогда?
Нордан склонился к моей шее, облепленной мокрыми прядями волос.
— Когда моя мать умерла, я несколько месяцев пытался привыкнуть к мысли, что ее нет и больше никогда не будет в этом мире. Даже все те кружева, которыми Рейнхарт обильно обвешивал мои уши, зазывая в братство, даже переезд на материк и новая жизнь не могли полностью искоренить эту мысль. Она всегда бродила где-то на задворках сознания напоминанием о бренности жизни и о том, что отныне я сам по себе. В первые годы в братстве все хором поют, как тебе несказанно повезло, какой ты особенный, сколько возможностей тебе открывается и какое они замечательное сообщество, практически клуб настоящих братьев-единомышленников, готовых заменить тебе и мать, и отца, и всех на свете. Бред пьяного сапожника. — Нордан скользнул ладонями по моему телу, медленно, от талии до плеч. — Рано или поздно понимаешь, что как был сам по себе, так и есть, хоть с этим их дирговым кругом, хоть без. Только деваться уже некуда, а самоубиваться ради мифического посмертного освобождения не сильно-то и хочется на самом деле.
— Норд, я… — произнесла я наконец. Хочу сказать, что это моя вина, я соблазнила Дрэйка, я вынудила его уступить инстинктам.
— Со временем свыкся, конечно. Все привыкают так или иначе. — Нордан коснулся моих губ подушечкой большого пальца, обвел их контур, будто останавливая жалкие мои оправдания. — Но ты… Дрэйк прав, твари повезло, что она сдохла сразу. Если бы ты не выжила…
Твари? Выходит, Нордан говорит о нападении керы? Не о том, что было между мной и Дрэйком?
Как я могла? Дрэйк не рассказал бы о нас Нордану, а я позволила себе усомниться в нем. Вообразила, что он мог легко признаться в нашей связи.
— Опять чувство вины. — Нордан обхватил мое лицо ладонями, не давая отвернуться, пытаясь поймать мой взгляд. — Не пойму, себя-то ты за что винишь? На тебя напали, к тому же на закрытой частной территории. Твоей вины в этом однозначно нет.
Я виновата. В собственных сомнениях, в малодушном чувстве облегчения, в безмолвном обмане, в чужой боли.
Я обняла мужчину за шею, прижалась, ощущая, как мешаются со слезами текущие по лицу капли воды.
— Прости, — прошептала я.
— За что? — Нордан погладил меня успокаивающе по волосам, по спине.
— За все. Я… я представить не могу, что испытываешь, когда… когда пара оказывается при смерти, — одна лишь мысль пугала, мгновенно рождая внутри пустоту, подобную той, что пожирала меня тогда. Я помню, что члены братства бессмертны, но Лиссет говорила, что все же есть способ убийства собратьев. Возможно, даже среди Тринадцати он известен не всем, однако существует, ставя под сомнение любое бессмертие.
— И не надо, котенок. Не хочу, чтобы ты когда-нибудь почувствовала что-то даже отдаленно похожее. — Губы мужчины коснулись мокрой от слез и воды щеки.
Я повернула чуть голову, ощущая, как Нордан покрывает мое лицо поцелуями быстрыми, легкими. Находит мои губы, и я приоткрываю рот, отвечая, отдаваясь безрассудному порыву. Удивляюсь вновь, что не испытываю стыда, неловкости от того, что в тот же день оказываюсь в объятиях другого мужчины. Мне все равно, насколько подобное поведение неправильно, насколько осуждается обществом, хотя я и пропустила момент, когда возникло вдруг это безразличие. Сейчас я хотела лишь одного — потеряться в запахе тумана, исчезнуть в руках, скользящих нетерпеливо по моему телу.
К воде вернулась прежняя температура, я снова ощущала ее горячей, понимая, впрочем, что на самом деле она таковой и оставалась, что это мой внутренний холод вымораживал меня и восприятие окружающего мира.
— Ты обещала, что будешь скучать. — Ладонь сжала аккуратно грудь, поглаживая, сбивая дыхание, заставляя меня ловить ртом брызги текущей из душа воды.
— Я скучала. — Я уже смелее, увереннее провела пальцами по мужским плечам, груди. — А ты?
Нордан развернул меня спиной к себе, вновь прижал к стенке, целуя жадно плечи, шею, прикусывая несильно кожу.
— Как по-твоему?
— Да, заметно. — Я позволила себе шалость — потерлась ягодицами о ту часть мужского тела, что упиралась красноречиво мне чуть пониже спины.
— Учишься пользоваться коготками?
— Учусь помечать свою территорию.
Наверное, я уже слишком много времени провела под горячей водой. От жара кружилась голова, и складывался странный, бессмысленный немного диалог, приносящий, тем не менее, удовольствие особое, тонкое, словно экзотическое, не опробованное прежде блюдо.
Разворот обратно, и Нордан подхватил меня под ягодицы, приподнимая над полом. Я с готовностью обвила мужчину ногами, обняла за плечи, застонала, чувствуя столь желанную наполненность. Я отчаянно хотела забыться в объятиях Нордана, как иные люди стремятся утопить проблемы, сложные ситуации в алкоголе хотя бы на непродолжительное время. Выгибалась навстречу, не скрывала новых стонов. Рядом шумела льющаяся вода, лаская кожу плеча и руки прикосновениями второго любовника. И мысль эта, случайная, порочная, взволновала вдруг, усиливая собирающийся в теле жар подкинутым в костер хворостом. Я постаралась отбросить ее, не усугублять еще больше чувство вины. Думать об одном мужчине во время близости с другим… и хуже того — об обоих сразу.