Психология проклятий (СИ) - Либрем Альма

— Я им и стал, — сжав зубы, ответил Дэрри. — И не моя вина в том, что с меня не вышло такого хорошего следователя, как с вас.

Не его вина в том, что он ещё два года не мог избавиться от отката. Не мог колдовать так, как хотелось. Защищал теоретизированную магистерскую. Так и не вернул былой уверенности в чарах нападения.

Не его вина в том, что он тогда сдержал собственный порыв и взрывом силы едва сам себя не выжег.

Но его — что эта дуэль вообще случилась.

— Да, жаль, — щёлкнул языком Ирвин. На какое-то мгновение Сагрону показалось, что он хотел было уже и смягчить тон, но чужие шаги заставили его вновь выпрямиться и вспыхнуть непреодолимой злостью.

— О, Сагрон, — тоненьким голосом, полным испуга и ужаса, прошептала Энниз. — Какой кошмар. Ты уже знаешь? Видишь, если не ты, то кто-то другой…

Воспоминания вернулись сплошным потоком.

Энниз. Это ведь она была тогда, много лет назад, камнем преткновения. Она собиралась стать супругой Ирвина. Она смеялась, улыбалась ему, пьяному, она даже не подумала тогда оттолкнуть…

Он забыл её, потому что Ирвин ото всех прятал свою невесту и даже имени её никому не называл. Энниз пришла тогда безымянной и осталась такой же на долгие годы памяти, пока не вернулась опять в его жизнь в качестве… Кого? Просто коллеги, благо, любовницей так и не стала.

— В каком смысле "если не ты"? — зацепился за фразу Ирвин. — Что вы хотите этим сказать, госпожа Фору?

По его взгляду, по прищуренным тёмным глазам и плотно сжатым зубам было видно, что он всё прекрасно помнил и до сих пор ненавидел её за ту измену. Или, может быть, до сих пор любил и хотел вернуть. Так или иначе, пророненные этой женщиной слова имели значение куда большее, чем сказанное кем-нибудь другим.

— Ведь доцент Дэрри был проклят, — протянула Энниз. — И довольно серьёзно. Да, это любовное проклятие и всего на год, или сколько там ему осталось, но крайне неприятное, и, я полагаю, он очень хотел бы избавиться от своего клейма раньше, чем то велит срок. Вероятно, девушка, проклявшая его, отказалась лечь с ним в постель, — это прозвучало так громко, что, казалось, даже содрогнулись потолки. — Что ему ещё оставалось?

Сагрон не успел даже возразить, сказать, что всё это ложь: Ирвин успел принять решение раньше. Он протянул руку, опустил её Сагрону на плечо, зажмурился на какое-то мгновение, а после отпрянул и презрительно скривился.

— Он не проклят, — проронил мужчина. — Тут нет ни единого магического следа.

— Доцент Дэрри! — возмутилась Энниз. — Так значит, вы… — Сагрон дожидался слов о том, что он обманул её, но Фору превзошла все его ожидания. — Так значит, это вы воспользовались артефактом! Вот почему вы теперь не прокляты, потому что он впитал в себя силу вашего проклятия. Как вы посмели лишить множество людей спасения на долгий год или полгода. Как вы… Как вы посмели напасть на стражу?!

Колдуньи, что крутились вокруг артефакта, поспешно пересекли черту. Одна из них носком отбросила в сторону кусок стекла, и Сагрон как-то отстранённо услышал громкий звон.

Профессор Хелена застыла рядом с Ирвином, не проронив ни слова: она была шокирована. Неужели тоже не знает?..

— Я не пользовался этим артефактом, — выдавил из себя Сагрон, чувствуя, как от шока перепутались все слова. — Я не…

— До выяснения обстоятельств вы задержаны, доцент Дэрри, — прервал его Ирвин. — Оллада, Ребекка, прошу вас…

— Это бред! — возмутился Сагрон. — Я даже не прикасался к вашему артефакту, и, тем более, я не был…

— Послушайте, — Ирвин, казалось, с трудом сдерживал гнев. — Я не хочу бросать вас в камеры. Но в ваших же интересах подчиниться.

— Я не виновен, — прошипел Сагрон. — И у меня есть неопровержимые доказательства.

— Вы можете предъявить их потом. Если в этом нет вашей вины, вы будете свободы, — пожал плечами Ирвин. — Вперёд.

Сагрон не успел проронить ни единого слова — полог молчания обрушился на него, словно гроза среди ясного неба. Он пытался сказать, что на самом деле никакого проклятия не было, что это всё ошибка и чужой эксперимент, что об этом просто никто не знает, но не мог. Слова просто растворялись в воздухе, а губы отказывались шевелиться — челюсти свело судорогой, словно он очень крепко сжал зубы.

Ирвин, казалось, смотрел на него с сожалением. Что ж, радости в его взгляде точно не было; он только покачал головой, оглянувшись на профессора Хелену.

— Сагрон, мне жаль, — совсем тихо промолвил он. — Я бы не хотел подтверждать твою вину. Но я вынужден задержать всех подозреваемых. Других тут больше нет.

Дэрри даже не мог возразить. Он был нем, он мог стать и недвижимым, если б оказал сопротивление колдуньям.

Они схватили его за руки с двух сторон, но Сагрон и не думал сопротивляться: только глупец попытался бы вырваться, онемев, из цепкой хватки двух могущественных колдуний с опытом боевых действий. Вероятно, они остановили бы его при попытке бегства, а если б сопротивлялся — обездвижили и потащили бы по полу, словно мешок с какими-то овощами. Потому Дэрри предпочитал идти сам, расправив плечи и ступая так, словно ничего и не произошло.

За спиной тихо охнула Энниз. Краем глаза Сагрон заметил, как она попыталась схватить за руку Ирвина, объяснить ему что-то, но тот только раздражённо отряхнул рукав, там, где к нему прикоснулась Фору, и двинулся следом за колдуньями.

Если б тут был любой другой боевой маг, может быть, всё и обошлось. Но Ирвин вряд ли вообще захочет его слушать; обвинят, а потом никто и не заподозрит, что это было ложно. Лишат дара речи или отсекут магию.

Ну и что с того?

Его выбросят без суда и следствия на свалку, превратят в непригодного, и спасибо ещё, если не закроют в какой-нибудь тюрьме. После того, как они с Ирвином расстались когда-то, больше шести лет назад, трудно ждать другого подхода, не говоря уж о справедливом суде.

Они поднялись из подвала в молчании; колдуньи вообще, казалось, не смотрели друг на друга и не интересовались личностью пленника, Сагрон не мог проронить ни слова, а Ирвин за спиной хранил трагическое молчание. Впрочем, Дэрри чувствовал на себе его тяжёлый взгляд, ещё в юности совершенно не сочетающийся с врождённой магией.

А ведь они когда-то были друзьями!

…Сагрону хотелось, чтобы никто его больше в таком состоянии не увидел. Даже если и осудят, может быть, удастся избежать хотя бы публичного осуждения. Тех, кого лишали магии, обычно после не преследовали, но они редко после этого проживали долгую и счастливую жизнь.

Но ему не повезло. В коридоре оказалась целая группа студентов-двоечников, ожидавших преподавателя — Куоки, наверное, — для пересдачи. Он как-то отстранённо вспомнил о том, что это был четвёртый курс, а после увидел в толпе и Котэссу, явившуюся, впрочем, для того, чтобы заверить какие-то документы.

Она ему об этом говорила. Он даже предлагал сходить потом куда-то, после того, как она получит желанную подпись. И она согласилась.

Тэсси застыла от шока, глядя на него, скованного магией, с таким ужасом, словно это её саму сейчас вели по коридорам НУМа, будто последнюю пленницу.

Сагрону хотелось, чтобы она осталась там, среди своих, но девушка растолкала двоечников и бросилась к нему.

— Что произошло? — требовательным, хорошо поставленным тоном спросила она у Ирвина. — За что его задержали?

— Девушка, пожалуйста, не мешайте выполнять работу, — вздохнул боевой маг. — Нам надо доставить подозреваемого в отделение.

— В чём его подозревают? — Котэсса вновь встала на пути у Ирвина, глядя ему в глаза с такой уверенностью, словно была готова превратить его в пепел. Весь её магический потенциал против его опыта ничего бы, разумеется, не значил, но отступать девушка не собиралась. — Это государственная тайна, или вы просто не желаете ответить?

Ирвин вздохнул. Он застыл напротив Котэссы, казалось, пытаясь подобрать правильные слова, покосился на Сагрона — но тот, при всём желании, не мог проронить ни единого слова.