Бунтарка и Хозяин Стужи - Валерия Михайловна Чернованова
Стереть с губ ядовитый вкус любовницы…
— Ваше величество! Ваше величество!
— Я таким его и нашел. Он… он мертв?
Хьяртан открыл глаза и увидел склонившихся над ним испуганных Юлиана и камердинера. И неизвестно, кто был напуган больше: пожилой слуга или молодой целитель.
— Ваше… — Заметив, что король очнулся, юноша облегченно выдохнул и возбужденно воскликнул: — Я сейчас же пошлю за нордом Каэтаном! Он сейчас у брата нэри Селланд. Будет здесь через мгновение!
— Не надо никаких Каэтанов. — Поморщившись от боли, ударившей по вискам, Снежный поднялся. Голова раскалывалась, и не только она. Ломило все тело: не то из-за того, что провел всю ночь в неудобной позе возле камина, не то давало знать о себе зелье.
А может, он снова нуждался в своей бунтарке. Хотел видеть ее. Целовать ее.
— Я в порядке.
— Но вы же…
— В порядке, — с нажимом повторил Хьяртан и сделал несколько шагов к окну.
Головокружение усилилось, но Снежный упрямо отмахнулся и от слабости, и от ощущений. Новый день уже был в разгаре и, кажется, в этот раз он не пройдет напрасно.
Обернувшись к примолкшим слуге и лекарю, Хьяртан приказал:
— Пусть пошлют за маркизой Ланге. Сейчас же. Она нужна мне здесь и как можно скорее.
Глава 19
Ливия Селланд
Голова гудела, как если бы внутри меня ярился холодный северный ветер, и его завывания отдавались в ушах, кололи морозом виски. Дойнарт буквально втащил меня в холл и, пока втаскивал, я продолжала задаваться вопросом: почему именно его выбрала в провожатые? Почему не обратилась к Хьяртану или хотя бы к Бьярту? И с чего это вдруг белобрысый вызвался мне помогать?!
Ерунда!
— Норра Селланд, встречайте гостей! — весело позвал мою мачеху Снежный, словно действительно явился к ней в гости, а не для допроса.
Я снова поморщилась: от боли, стальным обручем сдавившей голову, стоило Снежному повысить голос, от мысли о том, что Дойнарт мне помогает.
Просто совершенно невероятно!
На вопли Снежного прибежала Арлетта. При виде него испуганно вскрикнула, памятуя, что ничем хорошим визиты светлейших для ее семьи не заканчиваются. Она прижала к лицу руки, а Дойнарт, оскалившись в хищной улыбке, сделал шаг навстречу.
— Где твоя матушка, красавица?
— Она… она наверху, светлейший, — бледнея, пролепетала Арлетта. — Отдыхает после обеда.
Интересно, от чего уже успела умаяться, если вспомнить, что раньше полудня мачеха почти никогда не просыпалась.
— Кто-нибудь еще в доме есть? — коротко поинтересовался Дойнарт.
— Служанка отправилась к булочнику, — все так же тихо ответила сестра.
— Что ж, отлично, — задумчиво сказал Снежный, а я нахмурилась.
Происходящее нравилось все меньше, хоть я и не понимала, что именно меня угнетало. Я ведь сама к нему обратилась, сама попросила вывести из замка. Наверное, я просто боялась услышать от Стеллы правду. Боялась, что опасения подтвердятся, что это из-за нее не может ходить Фабиан.
И если это так, она будет завидовать судьбе, постигшей Душана!
Снежный шагнул ближе, что-то шепнул Арлетте на ухо, мягко провел по сгибу ее локтя пальцами. Девушка застыла, вслушиваясь в почти беззвучный шепот, словно загипнотизированная глядя на Дойнарта.
Я уже хотела броситься к нему и потребовать, чтобы объяснил, что это он делает, когда на вершине лестницы показалась Стелла, и мысли о Снежном с Арлеттой мгновенно вытеснила злость на мачеху.
— Что здесь проис… — недовольно начала она, но при виде меня и Снежного испуганно осеклась.
— Я осмелился попросить у вашей дочери для нас угощений, — расплылся в улыбке блондин, обращаясь почему-то ко мне, а не к Стелле, и только потом перевел на нее взгляд. — Норра Селланд, будьте так любезны, спуститесь к нам.
— Как будет угодно вашей светлости, — пробормотала Стелла, настороженно поглядывая то на меня, то на Снежного. Подхватив юбки, поспешила к нам, а Арлетта, бледная от волнения, бросилась на кухню. — Что-то произошло?
— Вот вы нам это и расскажете, — ухмыльнулся Дойнарт, с наигранным почтением пропуская Стеллу в гостиную.
Я вошла следом, изнывая от нетерпения наброситься на мерзавку с вопросами.
— А я уж было решила, что есть новости о Душане. — Мачеха с надеждой прижала к груди руки, а скользнув на диван, подняла на Снежного влажные от слез глаза. — Ах, скажите, что его величество помиловал моего мальчика! Его отпустят? Ливи… Лив, он ведь твой брат… — затянула она старую песню. — Пусть вы и не родные по крови, но росли вместе. Я вас воспитывала, заботилась о тебе, как о своей, и…
— У меня есть только один брат, — жестко отрезала я и увидела, как меняется выражение ее лица. Фальшивая любовь и доброта исчезают, тая, как тает снег по весне, обнажая черную землю. Так и у Стеллы тут же обнажилось ее гнилое нутро. — Его зовут Фабиан. И я хочу знать, что ты с ним сделала. Это ведь из-за тебя, из-за тьмы, которой в тебе больше, чем в целой бездне, мой брат не может ходить!
На какое-то мгновение в гостиной воцарилась гнетущая тишина. Расширившимися не то от удивления, не то от страха глазами Стелла смотрела на меня, а я не сводила с нее взгляда. Лишь мельком заметила, как Дойнарт опустился в кресло, закинул ногу на ногу, а вскоре молчание прервал его беззаботный голос, в котором тем не менее чувствовались лед и холод:
— Норра Селланд, как вы ответите на обвинения?
— Я… я не понимаю, — пробормотала мачеха. — Какая тьма? Ты о чем, доченька?
Доченька?
— Фабиан стал инвалидом из-за того случая на горке. Из-за того, что ты не доглядела. При чем здесь я?
Я сжала руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони.
— Не лукавьте, нора Селланд, — почти дружелюбно улыбнулся Дойнарт. — Ливия, разве тебе не хочется услышать правду? Развяжи ей язык своей магией.
Последнюю фразу он произнес особенно громко, словно я вдруг оглохла. Глухой я не была, и дурой себя не считала. Да, мне хотелось видеть в людях только хорошее, но в Стелле хорошего отродясь не было. Ничего.
Совершенно.
— Мама вернулась, — тихо произнесла я, с удовлетворением отмечая, как искажаются черты ее лица. — Она все рассказала. Глупо, Стелла, отрицать свою причастность к тому, что случилось с моей семьей. Продолжая лгать, ты делаешь только хуже. Себе. Ты ведь от моей мамы пыталась избавиться, а пострадал Фабиан.
Едва ли я понимала, что говорю — проклятая боль в висках продолжала усиливаться. Как и не знала, на что надеюсь, но мои слова подействовали. Да еще как!
