100 грамм предательства - Мария Слуницкая
— Вы только о себе и думаете… — возразил молодой дуб. — Как хотите, но ни одна колдунья больше не коснётся моих веток, ни один мой листик не станет им прибежищем.
И сдержал он слово своё. Не пустил зло. Колдуньи хотели сначала проучить упрямца, но потом решили, что упрямство его — дурной знак и засобирались покинуть эти места. А на прощанье за верность старых дубов пообещали исполнить их заветное желание.
— Мы хотим такие листья, чтобы звенели точно драгоценные камни и переливались на солнце… — загудели дубы, что росли справа.
Исполнили колдуньи их желание, одарив дубы хрустальными листьями, что заблестели на солнце и зазвенели колокольчиками.
— А мы хотим, чтобы листья наши были мягкие, как луговая трава, и ароматные, как розы!
Исполнили колдуньи и это желание. И вот разнёсся вокруг аромат да такой дивный, что впору было старым дубам зацвести вновь.
Только один молодой дуб ничего не получил.
Колдуньи полетали вокруг, позлорадствовали, да и улетели в далёкие края.
Фолк замолкает. И ещё один камушек находит свой приют в ручье.
— Что же было дальше?
— А ты как думаешь? — он разворачивается, глядит с прищуром.
— Да откуда ж мне знать?.. Давай уже, заканчивай свою сказку.
— Всё банально и просто.
Шли на следующее утро разбойники и увидали, как блестят хрустальные листья на солнце. Влезли на деревья, оборвали все и ушли довольные.
Звон хрустальных листьев услышали козы, что паслись на соседнем лугу. Подошли они ближе, и чудный аромат ударил им в ноздри. Пастух обрадовался, да и оборвал все листья с дубов слева на корм для своих коз.
А молодой дуб зеленел по-прежнему, но в гордом одиночестве.
Вот так. Ты как тот самый дуб из сказки — сражаешься со злом. И однажды добро победит.
Меня разбирает злость. Что понимает этот парень? Не он сейчас в опале, а я.
— Не всё так просто. Добро не бывает абсолютно белым, как и зло не выкрашено в угольно чёрный… Спасибо за сказку.
Развернувшись, плетусь в сторону Дома. Очередной всплеск воды возвещает, что Фолк ещё не наигрался.
В заточении. Хруст костей
Я иду по каменному полу, то и дело наступая босыми ступнями на камни. С непривычки они горят огнём — слишком редко мне позволено полноценно ходить. Но этот огонь — ничто по сравнению с тем, что полыхает сейчас в моей душе. Страх неизвестности сжигает меня изнутри. Что они придумали на этот раз?
Наступив пяткой на очередной острый камень, даже не вскрикиваю — загрубевшую кожу так просто уже не поранить. Вот бы и с душой так можно было — топчи сколько хочешь, рви на части, а ей всё нипочём. Мысленно обращаюсь к эйдосу, умоляя бездушное божество пощадить меня.
На сей раз мы входим в совершенно другую пещеру, и я позволяю себе выдохнуть. По крайней мере, здесь нет того безумного старикашки или бочки с водой…
Мой надзиратель толкает меня вперёд. В страхе озираясь по сторонам, я оглядываюсь. Стены увешаны электросвечами, отчего здесь царит полумрак. И, слава эйдосу, нет никаких печей или бочек!
— Топай давай!
Охранник в нетерпении снова меня толкает, и я чуть не падаю. Это у нас уже такой ритуал.
Проход ведёт направо, а дальше — кривая каменная арка, прорубленная прямо в скале. Где-то чуть слышно капает вода.
Оказавшись по ту сторону, осматриваюсь вокруг. В свете ламп на стене поблёскивают кандалы. В иссушенном горле становится совсем сухо. Сглатываю подступивший комок, но в глотке ни капли слюны, так что он остаётся на месте.
— Твои новые апартаменты! — кивает конвоир. — Располагайся.
Я не могу пошевелить и пальцем. Мои мышцы, высохшие, словно молодое деревце без воды, совершенно не слушаются.
Охранник, не церемонясь, хватает меня за шкирку и тащит к кандалам, точно я нашкодивший котёнок.
Щёлк. Руки надёжно пристёгнуты к стене. Запястья сдавливает металл. Щёлк. Щёлк. Ноги наливаются свинцом.
— Что со мной сделают? — ненавижу себя за то, что пищу, будто храмова мышь.
— Сейчас узнаешь! — охранник на секунду прикрывает свой поросячий глаз, подмигивая.
Спустя целую вечность появляется моя старая знакомая. Фугу. Уверена, что ничего хорошего её появление не предвещает.
— Приведи… — командует Фугу охраннику.
Тот с довольной рожей выходит, но очень быстро возвращается и уже не один… С ним девушка.
Вглядываюсь в худое бледное лицо, и оно кажется смутно знакомым. Никак не могу вспомнить, откуда могу её знать. Где-то на задворках сознания мелькают образы прошлого, но это было так давно и словно не со мной… Но стоит ей прошептать моё имя и всё сразу встаёт на свои места.
— Саюр… — выдыхаю я.
Мы никогда не были особо близки, да и как, если в нашем обществе главный лозунг — Личное пространство. Индивидуальность. Сдержанность.
С самого нашего появления на свет мы ведём индивидуальный образ жизни. Отношения не приветствуются. Мы живём в одиночных отсеках. Нас сознательно огородили друг от друга, в этом Магнус был прав. Поэтому кроме имён мы фактически ничего друг о друге не знаем. Но в моём случае достаточно и просто имени.
Мы с Саюр работали вместе в Музее. Наше общение сводилось к приветствиям и прощаниям. Но этого хватило, чтобы приковать её к стене рядом со мной. Теперь мы снова соседи.
— Кара… — меня снова зовёт Саюр.
Я поворачиваю голову в её сторону и натыкаюсь на взгляд, полный смятения и ужаса. Она не понимает, почему оказалась здесь, как умудрилась угодить в Кульпу.
— Ну-с, рада, что вы друг друга узнали! — злорадствует Фугу. — Итак, — теперь она обращается ко мне, — не хочешь ли ты мне что-то рассказать о том, где пропадала после побега?
Надзиратель тем временем быстро приковав Саюр рядом, услужливо ставит стул для Фугу, словно она зритель в театре, а мы — актёры, которые должны её развлекать.
Та устраивается поудобнее, откидываясь на спинку стула. Не знаю, откуда, но в руках охранника появляется какое-то устройство с проводами. От страха у меня сводит челюсть. Боюсь даже спрашивать, что это за штука…
— В… в-в диких з-землях… Одна… — заикаюсь я.
— Уверена? — она театрально вздыхает. — Что ж, тогда приступим-с.
Я непонимающе перевожу взгляд с этой ужасной женщины на охранника, потом кошусь на Саюр… И так по кругу… Что они задумали?
Охранник присоединяет один провод к мизинцу моей бывшей коллеги, а другой к пальцу на ноге.
— Я дефектная…
