Кресли Коул - Разгар зимы

Джек подхватил её на руки, длинные спутанные волосы упали ему на плечо.

— Мы уходим.

— А мы с Ариком проверим, не остался ли здесь кто-нибудь живой, — сказала я.

Джек кивнул и вынес её из комнаты, нашёптывая на французском слова утешения.

— Итак, ещё одна победа, ещё одна карта бита, — Арик скользнул по мне взглядом, — я удивлен, что их знак достался Лучнице. Твоя ведьма его не пожелала?

Я покачала головой.

— Давай просто обыщем это место и уберемся отсюда.

Мне хотелось поскорее выйти под дождь – принять хотя бы такой душ.

— Конечно.

Проходя по коридору, исписанному баллончиком, я сказала Арику:

— Я вспомнила, что сделала с Любовниками в прошлом.

Они были совсем еще детьми.

Я задавалась вопросом, были ли Арканы злыми по своей природе, или становились такими в силу воспитания. Была ли наша жестокость врождённой, или же заложенной в нас летописцами. Но что, если мы сами делаем друг друга злыми? Возможно, из игры в игру истязая друг друга, мы сами и распространяем эту заразу?

Как чуму.

Я обвила себя руками:

— Я не хочу снова стать такой. Это эгоистично, но я не хотела этого знака. Арик, с меня хватит убийств. С меня хватит.

Не думала, что мои слова так сильно его обеспокоят:

— Игра принимает серьёзный оборот. Ты должна быть готова, sievā. Настанет время, когда твоя жестокость придется кстати.

Я подняла на него взгляд.

— Сегодня ты не был жестоким. Ты дважды мог бросить Джека погибать.

Он остановился посреди коридора.

— Я хотел доказать, что могу действовать не только в угоду себе, — он стянул рукавицу, чтобы коснуться моего лица, — что могу быть тем, кто тебе нужен.

Мерцающий красный свет озарял его завораживающее лицо. Когда мы вот так оставались наедине, мне казалось, что нам суждено быть вместе. Он понимал меня так, как Джек никогда бы не смог. Он знал мою историю, знал меня настоящую. И всё равно меня хотел.

Но не слишком ли далеко уже зашли наши отношения с Джеком?

— Отпусти смертного, Императрица, — произнес Смерть, — пускай Дево поможет Лучнице исцелиться. Она станет ему идеальной парой. Благослови их быть вместе.

Джек нашептывал Селене французские слова. Я думала, что это была наша фишка. О, Боже, как же я могу быть такой мелочной?

— Твои глаза позеленели, — заметил Арик, — тобой движет ревность.

Я отвела взгляд.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Если бы ты знала, что с этим сделать, я бы потребовал научить и меня. Ревность и зависть преследуют меня всю жизнь. К людям, чьё прикосновение не убивает. К мужчинам, которые могут завести семью, ласкать жену. Но острота этих чувств не идет ни в какое сравнение с тем, что я ощущаю, представляя вас с Дево вместе.

— Если тебя это утешит, когда я представила, что ты целуешь другую, то тоже почувствовала ревность.

И хотя мои слова должны были ему польстить, он сказал:

— Не будет никакой другой.

— По воле судьбы ты можешь прикоснуться только ко мне. Но на моем месте с таким же успехом могла бы быть Селена, или даже Тесс.

— Думаешь, только это я в тебе и вижу? Я же говорил, что меня воспитали воином, но также я увлекался науками, и в этом моя избранница должна быть со мной схожа. Квинтэссенция могла бы читать со мной книги, но она не воин. Селена – вся из себя воительница, но не интеллектуалка, — он провёл пальцем по моей щеке, — я не хотел влюбляться в тебя, считая, что это меня погубит. Я противился этому всей своей сущностью, но никто не мог сравниться с тобой в ярости, храбрости и остроте ума.

— Ярости? Я ведь не хочу больше ни с кем сражаться.

— Но, если обстоятельства вынуждают, ты борешься до победы. Когда я пленил тебя, какой гениальный план ты провернула без всякой подготовки, чтобы уничтожить меня и моих союзников.

— Я ведь не смогла.

— Ты едва не победила троих арканов. Тогда я был тобой восхищен. Возможно, даже больше, чем восхищен. Я противился этому, вплоть до одной ночи в нашем кабинете.

Я поймала себя на том, что прильнула щекой к его ладони. Такой тёплой. Такой уютной.

— И что потом?

Его янтарные глаза посветлели.

— Ты была увлечена наукой. Твой пытливый ум жаждал знаний. Это напоминало мне себя самого, и я признал поражение, — он невесело усмехнулся, — ну, правда, неужели ты можешь представить Селену, читающую со мной? Или Квинтэссенцию, отрезающую себе палец, чтобы сбежать от меня?

Милая, добродушная Тесс в такой ситуации забилась бы в рыданиях. Лучницу посиделки в кабинете Смерти привели бы в бешенство, она бы зашвырнула книгу в дальний угол, и вляпалась бы в очередное дерьмо.

Возможно, мы с Ариком были созданы друг для друга.

Стоп...

— Что ты там говорил о моём пытливом уме? — прищурив глаза, я отстранилась, — помнится, ты считал мои размышления «банальными и нудными».

Продолжив путь, он проворчал:

— Только когда они вертелись вокруг Дево.

— Давай, сейчас, — процедила Селена.

Джек перевел взгляд с неё на лезвие длинного охотничьего ножа, которое держал в огне. Весь обратный путь он вез Селену на своей лошади, и когда рассказал ей, что сделал со своим клеймом, она решила без отлагательства сделать то же самое.

Поэтому мы разбили лагерь в уже знакомой нам церкви и разожгли костер, пустив на дрова ещё одну скамью.

Мы со Смертью сидели в стороне от костра. Селена избегала смотреть на него, вела себя так, словно его здесь не было. Пожав плечами, он снова вытащил хроники.

Всю ночь он оставался рядом со мной. При обыске Обители мы нашли медикаменты, запасы продовольствия и топлива, оружие и боеприпасы. Голубая мечта сурвивалиста[34]. Но никого живого.

Потом он помог мне ополоснуться под дождем, смыть с волос кровь и осмотреть заживающие раны.

Тело мое исцелялось, но мысли путались. Чувства были в смятении. Во мне боролись ревность и стыд.

Джек предупредил Селену:

— Будет ещё больнее, чем в первый раз.

Но я знала, что она всё равно доведёт дело до конца. Она была похожа на зомби с пустыми глазами, пока не узнала, как избавиться от клейма.

— Плевать. Мне придется носить их знак на руке, — она впилась в кожу ногтями, словно хотела его отодрать, — но никогда больше я не хочу видеть это клеймо.

Со свойственным ей мужеством, она оттянула рубашку, открывая израненное тело.

— Тогда, ладно, — он вытащил нож из пламени и опустился перед ней на колени. И снова его поза показалась мне романтичной. И снова я покраснела от стыда за свои мысли.