Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната

– В смысле, Краснова? – спросил ректор, не сводя глаз с Вольпиной.

– В прямом! – потеряла я терпение. – Запихните её куда-нибудь, ведьму эту! В коробку какую, если сундук занят!

– Зачем в коробку? – Кош Невмертич улыбнулся, будто ему было очень приятно увидеть Вольпину именно здесь и именно сейчас. – Мы подберем для такой красавицы особую тюрьму. И что напишем на ней? Паризат? Парият? Дариавуш?

– Разнюхали? – Вольпина показала ямочки на щеках. – Правильно про вас говорят, что вы – один из выдающихся колдунов нашего времени.

– Какая грубая лесть, – в тон ей отозвался ректор. – Значит, вы понимаете, что совершили преступление, применив несанкционированное колдовство к Карине Вольпиной, и мошеннически присвоив чужое имя?

– Зачем такие громкие слова? – Вольпина надула губы. – Это не преступление, это… шутка. Всего лишь шутка.

– За такие шутки мы, обычно, определяем шутников в эти хорошенькие домики, – Кош Невмертич постучал пальцем по глянцевой поверхности красного яйца.

– Уверены, что справитесь? – поинтересовалась Вольпина, хлопая ресницами.

– Ничего не поняла, – вмешалась я в их милый разговор. – Какое колдовство к Вольпиной? Вот же она – Карина Вольпина! – я ткнула пальцем в сторону красотули.

Она засмеялась, прикрыв рот ладошкой, словно я сказала очередную глупость.

– Это не Карина Вольпина, – сказал ректор, даже не повернув голову в мою сторону. – Это – некая особь персидских корней, которая долгое время обманывала госпожу Тухцам Вольпину, представляясь ее пра-пра-сто-раз-прабабкой. И таким образом вместе с настоящей Кариной приехавшая в наш город. Карина поступила в «Приму», но вдруг заболела. Ужасная сыпь по всему телу – так похоже на прыщавый приговор, верно? Девушку срочно отправили в инфекционное отделение, Морелли помогла с документами, и Карина Вольпина вдруг обнаружила девяносто восемь процентов волшебной силы и оказалась зачисленной в «Иву». Так как ваше настоящее имя, лгунья персидская?

Настоящая Карина – в инфекционке? Я вспомнила слова Машки Колокольчиковой о девице из «Примы», которая поступила в госпиталь с таким же колдовским заклятьем, вся в прыщах. Машка тогда сказала: «она целый год там проваляется». Значит, пока настоящая Карина на год была заперта в больничной палате, вот эта вот утка шныряла по институту в сговоре с зохаком? Ну просто чудненько…

– Вы так славно начали угадывать, – тем временем кокетливо протянула Вольпина, оказавшаяся вовсе не Вольпиной, – так продолжайте. А я послушаю. И Василисочка послушает.

– Мне не интересно, – заявила я. – В яйцо её – и хватит разговоров!

– Согласен, – хмыкнул Кош Невмертич. – Одной безымянной колдуньей больше, одной меньше – какая разница?

– Сначала поймайте! – ощерила Вольпина белые острые зубки.

Она выставила вперед руки со скрюченными пальцами, и ногти на них вдруг отросли сантиметров на десять – длинные, острые, как кухонные ножи. Зубы тоже удлинились и заострились, напрочь уничтожив всю красоту юного личика.

Боюсь, тогда я струхнула больше, чем когда увидела перед собой трехголового змея.

Единственное, что я могла противопоставить этим когтям и зубам – магический удар, но ничего сделать не успела, а Кош Невмертич и вовсе не двинулся с места, зато лже-Вольпина вдруг забилась, как в силках, упала на колени, а потом распласталась по полу, выкрикивая непонятные слова на незнакомом языке.

– Ну зачем же так ругаться? Вы же девушка, – упрекнул ее ректор и сказал совсем другим тоном: – Отойдите, Борис. Сейчас я её обезврежу, – он направился к пери, поставив красное яйцо на полку.

Борис?!. Вытаращив глаза и потеряв дар речи, я смотрела, как по ступенькам в Особую тюрьму сбегает Анчуткин – живой, целый и невредимый Анчуткин. Которому, вообще-то, полагалось лежать без сознания в колдовском плену.

– Я держу её, Кош Невмертич, – сказал Борька с придыханием. Он волновался – глаза блестели, на щеках горел яркий румянец.

– Мне понадобится две минуты, – ответил ректор очень серьезно.

– Ты откуда здесь?! – зашептала я Борьке, когда он встал рядом со мной, наблюдая, как Кош Невмертич делает над лже-Вольпиной странные пассы руками. – Ты же упал в обморок, недотёпа!

Анчуткин усмехнулся.

Да как усмехнулся! Как будто скопировал ухмылочку у ректора.

– Что вы так о Борисе, – сказал Кош Невмертич. – Он, как раз, очень даже тёпа. Всё это время он действовал по моему указанию – присматривал за Кариной Вольпиной. Вернее, за той, которая назвалась её именем.

– Присматривал? – теперь я говорила уже полным голосом и не скрывала возмущения. – Так же, как за мной в прошлом году? Это законно, вообще – использовать студентов в своих шпионских целях, господин ректор?

– Во-первых, я сам согласился, – спокойно ответил Анчуткин, – а во-вторых, как по-другому можно было тебя контролировать? Ты же шла напролом, как танк. Только и мечтала, что подраться с Вольпиной. Ты же подозревала, что она – главная злодейка.

– Но мои подозрения оправдались!

– В этом случае – да, – согласился Кош Невмертич. – Жаль только, что относительно него, – он кивнул в сторону сундука, в котором до сих пор сидел зохак, – твои подозрения даже не проснулись. Борис, передайте мне яйцо. Красное оставим для нашего трехголового друга, а вон то, изумрудное с золотыми цветами – подойдет для красавицы.

Борька с необыкновенно важным видом взял с полки зеленое яйцо и понес его ректору – держа на ладонях, как подношение царю.

Тьфу!.. Противно!..

Мне хотелось придушить их всех. Потому что давно я не чувствовала себя так глупо. Права была Вольпина – какая же ты глупая, Василисочка!

Кош Невмертич протянул руку, чтобы взять яйцо, но Анчуткина внезапно метнуло к стене через всю комнату. Изумрудное яйцо описало дугу и приземлилось на каменный пол, поскакав в угол. Борька валялся без признаков жизни, и я уже хотела крикнуть этому обманщику, чтобы не притворялся, как вдруг меня саму подхватил невидимый вихрь, развернув лицом к ректору, а у горла я ощутила металлический холод – будто от приставленного к шее ножа.

– Отпустите её, – прозвучал над моим ухом голос, так похожий на голос пери Вольпиной. – Отпустите мою сестру, иначе я перережу вашей птичке горлышко.

Я увидела, как Кош Невмертич медленно поднял руки, показывая, что ничего не замышляет, и как лже-Вольпина, разорвав невидимую сеть, вскочила, зло отряхивая куртку.

– Это что ещё за чудо-юдо? – сипло спросила я, приподнимаясь на цыпочки, потому что нож всё сильнее давил мне на шею, снизу вверх.

– Помолчи, пока старшие разговаривают, – произнес нежный и насмешливый голосок.

– Девочки, вы вовремя! – заорал из сундука зохак. – Выпускайте меня побыстрее! И откройте синее яйцо! Мой отец там!

– Краснова, замрите и не двигайтесь, – предостерег меня ректор.

– Будто я могу! – возмутилась я, когда невидимая ведьма заставила меня танцевать на цыпочках, надавливая ножом всё сильнее.

– Отпустите девушку, – сказал Кош Невмертич. – Забирайте своих зохаков и уходите.

– Да-да, сейчас, заберем, – сказала лже-Вольпина, подходя ко мне. – Только в сумочку сложим. Можете оставить зохаков себе, господин ректор. Нам нужен кое-кто другой.

– Эй! Ты что! – полетело из сундука. – Мы же договорились!

– Отвянь, тупица, – бросила она. – Тебе поручили простое дело, а ты и с ним не справился. Тебе сказали похитить жар-птицу, а не тащить её сюда.

– Так мы же… Так вы же!.. – сундук опять затрещал – это зохак с подрыкиванием рвался наружу.

– У вас разброд в команде? – вежливо спросил Кош Невмертич.

– У нас всё хорошо, – заверила его лже-Вольпина. – А вас я попрошу пройти вот сюда, – она взяла с полки красное яйцо. – Отличный домик для могучих волшебников.

– И не вздумайте… – начала я, но лезвие ещё сильнее прижалось к коже, и пришлось замолчать.

– Хорошо, хорошо, я иду, – Кош Невмертич направился к пери, державшей яйцо-тюрьму. – Только осторожнее. Жар-птица – товар штучный, не попортите упаковку.