Ольга Гусейнова - Второй шанс для Алев!
Снова мсЬ глаза напоминают суповые тарелки, и я толком не знаю, то ли меня сейчас похвалили, то ли опустили ниже плинтуса... И теперь мне спасибо говорить или послать подальше...
– Так как, рожденная огнем, пойдешь ли ты до конца?
Только открыла рот, чтобы закончить столь важный разговор, но в этот момент почувствовала присутствие Скайшера, моя душа потянулась к его за теплом, и я это отчетливо осознала. Вслед за этим над нами блеснула золотая молния, которая, подняв тучу пыли и листьев и заставив, всех зажмурится от ветра, приземлилась в виде потрясающего в своей красоте и мощи золотого дракона. Уже через секунду к нам размашисто и твердо шел Скайшер, а у меня перехватило дыхание от его вида. Я уже даже к этому чертову черному палантину привыкла, но его грация хищника, мощь и внутренняя сила, которая, казалось, выплескивается через край, перевешивала все, любые внешние достоинства. Ур-р-р, мой дракон!
Он поймал мой янтарный взгляд своим золотым, и в его глазах тут же вспыхнули искры. Добрался до меня и, не заморачиваясь разрешениями или приличиями, прилип к моей спине, обхватывая руками и с шумом зарываясь в мои волосы на макушке. При этом еще умудрившись отодвинуть недовольно ворчащего мархуза от меня. Я же, вспомнив его утренние пояснения о причине ночной вылазки, с притворно невинным видом поинтересовалась:
– Как охота прошла?
Шумный вдох и хриплый голос над моим ухом:
– Боюсь тебя напугать, но скоро ни одна охота не спасет, надо заканчивать с этим твоим мероприятием.
Я напряглась в его руках, марханы поголубели, учитывая наш еще так и неоконченный разговор, а светлые застыли памятниками. Комедия Гоголя «Ревизор», действие пятое, немая сцена в лучших традициях. Золотой тоже напрягся, еще сильнее сжал меня в руках, словно защищая от всех, потом я отметила, как по очереди замирают марханы, причем мне не видно, что позади творится, но похоже, дракон обводит каждого золотым сканирующим взглядом...
– Ну и что вы тут решили, пока меня не было?
От его ледяного мертвого голоса даже меня до костей пробрало, что уж говорить про остальных. Но жрецы – молодцы, они лишь слегка дрогнули, остальные сделали шаг назад, отодвигаясь от нас. Я же, ой-ой-ой, глупая, решила пошутить не вовремя:
– Решили, что ты плохо на меня влияешь, свободой завлекали, но не поддалась я им... – Глухой яростный рокот в груди, и стальные руки стискивают так, что весь воздух из груди вышибает. Мысленно отвешиваю себе подзатыльник и из последних сил сиплю, вцепившись когтями в его руку, отвлекая внимание от уже совсем бледно-голубых марханов и с серым оттенком светлых: – Да пошутила я, ты мне сейчас ребра сломаешь, дракон спятивший...
Резкое ослабление и хриплый предупреждающий голос Скайшера у меня над ухом:
– Плохая шутка, любимая... для твоих спутников. Если они тебе еще нужны, больше так не шути.
Затем прошелся языком по моему уху и скуле, вновь начиная дрожать всем телом, а заодно и я тоже. А после, наверное, уже любимой процедуры вновь прозвучал его хрипловатый голос, только уже не сексуальный, а скорее как наждак:
– Я сказал пора заканчивать с этим делом, имея в виду, что в наших общих интересах поторопиться к конечной цели нашего путешествия. – Небольшая заминка и презрительное окончание, которое, тем не менее, позволило всем марханам облегченно выдохнуть. – Моей избранной важно закончить ее дело и отдать долги учителю. Я помогу ей в этом, чтобы ее душа была спокойна, а сердце счастливо. Пока мой интерес совпадает с вашим.
После этого мы занялись сборами и завтраком, но не только Дезей заметил изменения в наших отношениях с драконом. Теперь этот тиран постоянно отирался возле меня, касаясь, трогая и притягивая к себе хоть на мгновение. Сначала я дергалась, но потом даже привыкла. Ехали мы рядом и разговаривали обо всем. Выяснила, что его родители – оба золотых – погибли жутким образом. Мать поймали люди и растащили на части, пока отец караулил их детеныша Скайшера, давая своей самке время поохотиться. Но ее смерть он прочувствовал, и сам погиб от тоски, с трудом дождавшись, пока его сын совершит свой первый вылет из гнезда. После этого я оказалась сидящей на коленях Скайшера, вторым седоком на бедняге Сером. Поплакала о его родителях и одиноком детстве, уткнувшись ему в грудь, а потом поняла, какое охраняемое будущее ждет меня... Да, тут похоже, даже не о свободе говорить, а о шаге в сторону разрешения спрашивать придется. Это здесь, под защитой стольких заинтересованных в моей безопасности и жизнеспособности товарищей он более расслаблен и спокоен, но стоит этим воинам нас покинуть, и ожидает меня...
– А кстати, что меня ожидает? – подумала я вслух, оказывается.
– В каком смысле, любимая?
ь
– Ну, что будет после проклятого города?
– Я покажу тебе наше гнездо!
– А оно далеко от дедушкиного? – озаботилась я.
– Порталом всего один шаг!
– Понятно... значит без портала за три девять земель...
ь
– Любимая, я не очень жалую соседей... И гостей тоже!
– Мой дед не гость... он мой дед! И имеет право летать к нам в гости без приглашения! – уж лучше сразу решить все остро стоящие вопросы.
Сначала Скайшер нахмурился, готовясь возразить, а потом расплылся в довольной хищной ухмылке. Змей!
– К НАМ в гости... Конечно может летать! Сладкая моя, я счастлив, что ты уже ассоциируешь себя с нами!
– Помнится, ты обещал деду еще кое-что учесть, – припомнила я, уточнив, – ну, мне же нужно за самками красных наблюдать.
– Я учту это, как обещал.
Прикусила нижнюю губу от легкого раздражения на себя... Ну никакой самостоятельности, уверенности и твердости. Этот гад все время вертит как ему вздумается и верховодит.
– Я еще ничего не решила, Скай...
– Хорошо, мы обсудим Санренера чуть позже...
– Я не об этом, и ты прекрасно меня понял!
Глаза вспыхнули гневом, который, впрочем, тут же растаял, стоило ему заглянуть в мои неуверенные.
– Не бойся, Огонек, я сделаю тебя счастливой! Я рожден для этого и приложу все усилия.
– Тогда просто не дави на меня, дай хотя бы привыкнуть к тебе...
Золотистая кожа потемнела, а глаза потускнели, но лишь согласно кивнул головой. До вечера он поддерживал со мной разговор о других расах и забавных случаях из его долгой жизни, а я мотала все на ус и от души хохотала над самыми забавными случаями. Во время таких моментов он весь словно светился изнутри, а у меня щемило сердце от этого восхищенного голодного взгляда.
С наступлением сумерек, соскользнув на землю, он уже привычно перетек ко мне, чтобы подхватить, пока я слезала с Тихони и потискать своими лапищами. После сытного ужина встал, поднимая меня, и приказным тоном выдал:
