Шарлин Харрис - Мертвый в семье
“Нет, я очень счастлива".
"Ну да, видно, как ты вся светишься от радости.
В чём дело, кузина?"
"Я получила чек по завещанию Клодин.
Благослови её бог.
Это было так великодушно".
Я посмотрела на Клода, стараясь выглядеть как можно искреннее.
"Клод, я надеюсь, ты не злишься на меня.
Ведь это...
такая большая сумма.
Не представляю, что я буду с ней делать".
Клод пожал плечами.
"Этого хотела Клодин.
"А теперь расскажи мне, что не так".
"Извини меня, Клод, но я удивлена, что тебя это заботит.
Мне казалось, что тебе было глубоко наплевать на то, как я себя чувствую.
Теперь же ты был таким милым с Хантером, а еще предлагаешь мне помочь с уборкой на чердаке".
"Может быть, я проявляю о тебе заботу как двоюродный брат".
Он приподнял бровь.
"А может быть свиньи летают".
Он рассмеялся.
"Я стараюсь быть больше похожим на человека," признался он.
"Так как я проживу свою долгую жизнь среди людей, естественно, я пытаюсь быть более..."
"Приятным?" предположила я.
"Да нет," поморщился он, но обижен явно не был.
Обида означала бы, что ему есть дело до моего мнения.
Но ведь как раз этому нельзя научить, не так ли?
"А где пропадает твой бойфренд?" спросил он.
"Мне так нравится, когда в доме пахнет вампиром."
"Вчера ночью я видела его первый раз за неделю.
Но мы наедине друг другу и двух слов не сказали".
"Вы поссорились?" Клод полуприсел на перила крыльца, и было видно: он твёрдо намерен показать мне, что его может интересовать чья-то жизнь, кроме своей собственной.
Я почувствовала, что все это меня жутко раздражает.
"Клод, это моя первая чашка кофе, я не выспалась, и в последние дни у меня много неприятностей.
Не мог бы ты убраться и, скажем, принять душ?"
Он вздохнул, как будто я разбила его сердце.
"Ладно, намек понял", сказал он.
"Да это даже не намек, это вполне четко выраженная мысль".
"ОК, ухожу".
Но стоило ему подняться и сделать шаг назад, как я поняла, что хочу еще кое-что ему сказать.
"Постой.
Есть еще одна вещь, которую нам надо обсудить", сказала я.
"У меня еще не было возможности рассказать тебе, что тут был Дермот".
Клод замер, как если бы был готов в любой момент удрать.
"И что он сказал? Чего хотел?"
"Я не совсем поняла, чего он хотел.
Думаю, как и тебе, ему хотелось быть поближе к кому-то, в ком есть часть фейрийской крови.
А еще он хотел сказать мне, что находится во власти заклятия".
Клод побледнел.
"И кто это заклятие наложил? Это дед вернулся сквозь врата?"
"Нет", ответила я.
"Но разве не могли его заколдовать еще до того, как ворота были закрыты? К тому же, думаю, ты должен знать, что еще один чистокровный фейри остался на этой стороне портала, или ворот, или как вы там это называете".
Насколько я разбиралась в морали фейри, для него было невозможно откровенно соврать мне.
"Дермот сумасшедший", сказал Клод.
"Я понятия не имею, что он будет делать дальше.
Если он пришел прямо к тебе, должно быть, он находится под серьезным давлением.
Ты ведь знаешь, насколько он терпеть не может людей".
"Ты не ответил на мой вопрос".
"Нет", сказал Клод.
"Не ответил.
И на то есть причина".
Он отвернулся ко мне спиной и поглядел через двор.
"Я хочу сохранить голову на плечах".
"Так значит тут поблизости есть кто-то еще, и ты знаешь, кто это.
Или ты знаешь о наложении заклятия гораздо больше, чем показываешь?"
"Я не собираюсь больше это обсуждать".
И Клод вернулся в дом.
Через пару минут я услышала, как он выходит через заднюю дверь, и его машина проехала мимо по направлению к дороге на Хаммингберд Роад.
Таким образом, я получила хоть и ценную, но совершенно бесполезную информацию.
Я не могла надавить на фейри и спросить его, почему он или она до сих пор остается на этой стороне, каковы его или ее намерения.
Но если бы мне пришлось угадывать, я бы с полной уверенностью сказала, что Клод не был бы настолько напуган милым фейри, который хотел лишь сеять вокруг доброе и вечное.
И по-настоящему славный фейри не стал бы накладывать на Дермота заклятие, от которого тот настолько выжил из ума.
Я произнесла пару молитв в надежде, что они помогут вернуть мне нормальное хорошее настроение, но сегодня это не сработало.
Возможно, я была не в том состоянии духа для правильной молитвы.
Ведь общение с Богом - это тебе не таблетка для бодрости, и близко не лежало.
Я натянула платье и босоножки и отправилась навестить могилу бабушки.
Поговорив с ней, я всегда вспоминала о том, насколько уравновешенным и мудрым человеком она была.
Но сегодня все, о чем я могла думать, была дикая, совершенно не свойственная ей интрижка с полу-фейри, в результате которой на свет появились мой отец и его сестра Линда.
Бабушка закрутила (возможно) роман с полу-фейри из-за того, что дед не мог иметь потомство.
Так что ей пришлось выносить и родить двоих детей, которых она вырастила с большой любовью.
А потом и похоронила обоих.
Я присела у надгробия, глядя на редеющую у ее могилы траву, и размышляя о том, был ли в произошедшем скрыт какой-то тайный смысл.
Возможно, это доказывало, что бабушка сделала что-то, чего делать была не должна...
заполучила то, чего была не должна иметь...
и после этого все потеряла, причем самым ужасным образом, какой только можно представить.
Что может быть хуже, чем потерять ребенка? Потерять двух детей.
Но можно сделать и обратный вывод, Что все, что произошло, было абсолютной случайностью. Когда бабуле пришлось принимать решение, она поступила наилучшим образом в сложившейся ситуации, но это решение попросту не сработало в силу не зависящих от нее обстоятельств.
Однозначная вина или полная невиновность.
Должен был быть выбор получше.
И я сделала лучшее, на что была способна.
Надела какие-то сережки и отправилась в церковь.
Пасха уже закончилась, но цветы на методистском алтаре все еще были прекрасны.
Окна в церкви были открыты, так как на улице стояла теплая погода.
На западе, правда, собралось несколько тучек, но в ближайшие пару часов волноватсья было не о чем.
Я внимательно слушала каждое слово проповеди и подпевала, когда запели гимны, но совсем шопотом, так как у меня ужасный голос.
Мне это пошло на пользу. Служба напомнила мне о бабушке, моем детстве, вере и чистых платьях, о воскресном обеде, на который всегда подавали жаркое с картофелем и морковью, которое бабуля всегда ставила в духовку перед нашим выходом из дома.
