Сердце отравителя - Ива Лебедева

— Он заслужил. — Я понял, что говорю вслух, только поймав удивленный взгляд Юдина. — Заслужил. Это стоило сделать двадцать лет назад.

— Стоило. — Юдин скрестил руки на груди и чуть прищурился. Со стороны казалось, что он готов наслаждаться шоу и заинтересован в происходящем не меньше других зевак, но я почти кожей чувствовал искрящее напряжение. — Но мы не сделали. Мы дали ему жить, мы дали ей его любить. Мы позволили решать им самим. А потом вдруг резко изменили правила придуманной нами же игры.

— И что?

— Ничего. — Огонь невесело улыбнулся. И, помедлив, признался: — Знал бы, что все так обернется, прибил бы его еще там, когда он пытался меня зарезать. Зря ты не сломал ему тогда шею.

Смешно жалеть, что не убил человека, который все равно вот-вот умрет. Но, наверное, только если не видеть разницы между гибелью в каком-никаком бою и бездарной кончиной от рук палача. По мне, смерть и есть смерть, особенно если и при жизни гордиться было особенно нечем. Но для Юдина, кажется, разница была существенной.

— Зря. — В разговоре не было смысла, но молчать мы не могли, будто секунду за секундой пытаясь найти себе оправдания. — Остается надеяться, что это спасет И-Нин. Должно спасти. Если все это было напрасно...

— Не было. — Огонь хлопнул меня по плечу. В другой ситуации такое панибратство на публике раздражало бы, сейчас неуловимо добавляло уверенности.

Если можно назвать уверенностью мелочную радость, что в этом дерьме я барахтаюсь не один.

Уже зачитывали приговор, когда небо разверзлось вспышкой черных крыльев.

Я рванулся вперед, сам не понимая, что собираюсь сделать, и в ту же секунду передо мной вспыхнула огненная стена.

Удивиться, почему Юндин хочет меня остановить, я не успел, вслед за вспышкой пришел звон. Ага, значит, остановить он пытался не меня, а удачно летящий в меня топор, выбитый из рук палача.

— Я наблюдаю определенную иронию в попытках Нин зарубить тебя при спасении Яна. — Огонь грубовато развернул меня лицом, проверяя, не успело ли лезвие достичь цели. Убедившись, тут же отпустил, но я так и остался стоять вполоборота, в ужасе глядя в толпу.

Все глаза были прикованы к происходящему на помосте, и никто не замечал тварей, потоком хлынувших из ближайшего проулка.

— Юндин!

Он обернулся и оценил ситуацию мгновенно, но ничего сделать мы опять не успели — мощный поток воздуха уронил нас вместе с остальными на брусчатку. Нин, крепко держа в объятиях свою беду, взмыла в воздух.

— Стреляйте! — пронесся над площадью голос магистра, и, подавая пример, мужчина первым запустил в удаляющуюся девушку огненный шар. Следом полетели чьи-то, пока одинокие, стрелы. — Стреляйте же! Убить ее!

Забавно. Столько лет прошло, а нам все еще не нужно было ни взгляда, ни сигнала. Быстрее мысли я сотворил заклинание, взметая над головами стрелков поток песка. И точно зная, что следом полетит пламя, расплавляя его в единый купол.

Стрелы и магические заряды, не ждавшие препятствий, влетели в полупрозрачную стену, кроша ее. А следом раздались вопли тех, кого обдало раскаленными осколками.

— Хорошо у нас получается не вмешиваться. — Огонь улыбался совершенно шалой улыбкой, с кончиков его пальцев сыпались искры.

— Превосходно.

— А теперь предлагаю уносить ноги, пока они не сообразили, что произошло, потому что в отличие от нее, — он ткнул пальцем в ту сторону, где скрылась И-Нин, — я не умею летать.

Ян

Хлесткая пощечина. Еще одна. И еще.

— Почему ты позволил сделать это с собой?!

— Нин-джэ…

— Почему ты позволил? Кто дал тебе право? Твоя жизнь… — она обняла меня крыльями и одновременно жестко вцепилась в волосы на затылке, не давая ни поднять, ни отвернуть голову, — твоя жизнь принадлежит только мне. Ты. Сам. Это сказал! Как ты смел опять меня обмануть?

— Нин-джэ…

— Идиот! Когда ты уже запомнишь, — хватка рук и крыльев стала такой крепкой, что я едва не застонал от боли, — чем заканчивается каждая твоя попытка самоубиться о какую-нибудь очередную дурь?!

Я моргнул и весь заполнился ужасом, какого не было даже там, на помосте для казней. Почувствовал, как стискивающие меня руки вдруг ослабли, падая вдоль тела. Черные крылья с шорохом отодвинулись и бессильно повисли. Под ногами была твердая земля, и облака больше не летели мимо с дикой скоростью.

— Нет! — Крик отразился от стен ущелья, когда я поймал медленно оседающее на землю тело. — Нет, пожалуйста! Нет! Только не это!

— Тихо. — Голова Нин-джэ упала мне на плечо, горячий лоб уткнулся в шею, почти обжигая. — Не ори. Все нормально. Я не умираю. Пока.

— Пока?! — Меня трясло, когда я негнущимися пальцами дергал ремешки ее наруча, пока срывал его, открывая тонкое запястье.

Цветы были на месте, налились красками так, что словно выступали над кожей. Все, кроме одного.

— Пока. — Она кивнула и улыбнулась, потом тонкая рука скользнула мне на шею, взъерошила волосы на затылке и потянула, пригибая голову, в поцелуй. Сладкий, такой нереально сладкий… что даже болезненный, до крови, укус показался мне благословением, от которого я только и мог, что изнеможенно застонать.

А потом поцелуй кончился. А руки, связанные за спиной, остались — я даже не мог схватить ее, не пустить… Она оттолкнула, заставила опуститься на теплый от солнца камень и сразу отодвинулась. Даже отошла на несколько шагов. Стояла на краю обрыва и смотрела куда-то в дальний конец ущелья. Ветер чуть шевелил веерный пух на ее крыле, на том, что было ко мне ближе, и я мог различить мельчайшие детали.

Отчего-то внутри было гулко, жутко и невыносимо. Что-то надо было сказать, но я не знал, что именно.

— Почему Рой-гэ не помешал этой глупости? — после долгой паузы усталым голосом спросила Нин-джэ. — Ладно, ты идиот, я уже привыкла. Но Камень?

— Я сказал ему… — Голос хрипел больше обычного, то ли потому, что в горле пересохло, то ли потому, что впервые за много лет хотелось по-настоящему заплакать. Да, вот такая глупость… я ведь уже простился с жизнью. И смирился