Элизабет - Черный Город
Марта слегка кивает, ничего не говоря. Она должна быть удивлена; это очень дорогой подарок. Она надевает его.
Слышится шипящий звук и в балконном окне появляется мой котик Трюфелёк, он запрыгивает через перила и коврик в комнату. Его золотые глаза внимательно смотрят на Марту. Несмотря на то, что он выглядит как пестрый меховой шар, он в десять раз по размерам больше, чем обычная кошка. Он опять шипит на мою горничную.
— Пожалуй, я пойду. Прежде, чем эта кошка нападет на меня, — говорит Марта.
Она уходит и Трюфелёк прыгает ко мне на кровать и взбирается на мои колени. Я чешу ему спинку и бархатные розовые ушки.
— Ну, и где же ты был, а? — Трюфелёк мурлычет и тычется носом в мою руку.
Он спрыгивает с моих колен и обнюхивает зеленый мундир, лежащий на моей подушке, а потом вопросительно мяукает. Я с любопытством роюсь в карманах, хочу посмотреть, что внутри. Все, что я нахожу, это горсть мелочи, пачку сигарет и старую игральную карту. На рубашке переплетались спирали и волны, словно живые, они создавали новый рисунок с каждой секундой. Я переворачиваю карту и под своими пальцами вижу два сердца: красное и черное.
Я сбрасываю мундир на пол, откидываюсь на спину, глядя в потолок. Когда мы были детьми, мы с Полли играли в одну из разновидностей Шпиона, когда мы искали изображение на фигурной штукатурке. Я находила льва, кролика с тремя ушами, феникса, лицо парня-Дарклинга… Мои веки тяжелеют. Я быстро погружаюсь в глубокий, беспокойный сон, который наполнен кошмарными видениями.
* * *
Я стою в темной и пустой пещере. Пространство огромное, здесь страшно и я понимаю, что что-то не так. Стены какие-то странные. Я протягиваю руку и касаюсь гладкого камня, ожидая, что он окажется холодным и твердым, но вместо этого, он теплый и скользкий. Я отдергиваю руку. Мои пальцы липкие от крови.
Где-то в темноте что-то шевелится. Я не одна.
Во мне растет страх. Я помню, что украла что-то, что-то ценное, но не могу вспомнить, что именно. Все, что мне известно, они хотят это вернуть. Я должна выбраться отсюда прежде, чем меня найдут. Я пытаюсь пошевелиться, но ноги прилипли к мокрой, рыхлой земле. Я чувствую, как Что-то приближается, оно ищет меня. Я стараюсь оставаться спокойной, но потом происходит… Пещера начинает сжиматься вокруг меня. На меня накатывает паника, когда стены становятся все ближе и ближе, пока они не сжимают меня. Я не могу дышать, я задыхаюсь…
* * *
Я мгновенно просыпаюсь, кожа покрыта потом, сердце бешено стучит. Этот ночной кошмар снится мне с тех пор, когда я была еще маленькой девочкой, и все еще меня пугает. Я достаю одну из таблеток, которые дал мне Крейвен, и иду на балкон, глотнуть свежего воздуха.
Отсюда здания мерцают как угли. Вдалеке я могу различить линию Пограничной Стены. Кажется, что Центрум был в моей прошлой далекой жизни. Ненавижу находиться здесь. Внутри ощущаю пустоту. Я совсем одна: отца больше нет, мать едва ли замечает моё существование, а сестра большую часть времени ведет себя, как зомби.
Трюфелёк, зевая, торопится меня поприветствовать.
— Ты знаешь, вообще-то кошки — ночные создания, — говорю я.
Он мяукает в ответ и прыгает на мраморные перила.
— По крайне мере, у меня есть ты, — говорю я.
Его шерсть вздымается дыбом, и он бросается обратно в мою спальню.
Я всматриваюсь в темноту, пытаясь разглядеть, что так его напугало, но ничего не нахожу. Безумный кот.
Однако я не могу отделаться от ощущения, что кто-то за мной наблюдает.
Эш
— Просыпайся, ты, ленивый засранец!
Я бросаю камень в желтую баржу, пришвартованную недалеко от того места, где прошлой ночью была встреча. Одурманенная девчонка не валяется мертвой на земле, значит она либо жива, либо уже как зомби колесит по городу в моем кителе. Камень отскакивает от полусгнившего борта баржи и тонет в воде. Никакого признака жизни. Отлично, ты сам напросился. Я толкаю баржу изо всех своих сил и раскачиваю её до тех пор, пока в грязном окне не появляется бледное лицо Жука. Он лениво почесывает свои каштановые волосы, а потом показывает мне средний палец. Я смеюсь и прыгаю на баржу.
Сложно подобрать приличные слова, чтобы описать его жилище; комната Жука просто свалка. По полу разбросана вонючая одежда, окурки, потушенные о потертый ковер, и несколько тарелок с чем-то зеленым на них. На стене старый плакат Фронт Легиона «Освобождение», со стилизованным черно-белым снимком Сигура Марвика (посол Дарклингов и бывший гражданский активист за наши права), вызывающе смотрящий вдаль, типа «завтра будет лучше, чем сегодня». Внутри меня клокочет ненависть.
— Мне нравится, как ты благоустроил это место, — говорю я.
Получаю еще один средний палец.
Мои глаза замечают маленький флакон с Дурманом, спрятанным под кроватью.
— Что, чёрт побери, у тебя делает это? — говорю я, поднимая флакон.
Он чешет свои спутанные волосы, не встречаясь со мной взглядом.
— У Линуса взял? — вопрошаю я, имея в виду дилера-панка, пытающегося отбить у меня клиентуру.
Он слегка кивает.
Я выбрасываю флакончик из маленького окна, я слишком зол, чтобы что-то говорить. Я потратил месяцы, чтобы отбить Жука у Дурмана; сейчас же он идет и делает то же самое. Учитывая его расширенные зрачки, бьюсь об заклад, он опять употребляет.
— Выглядишь хреново, — говорю я.
Он волосатый, тощий, как глист и, не сходя со своего места, я чувствую, как от него воняет. В этом нет его вины; его тетка Роуч не особенно заботилась о воспитании ребенка. Все, о чем она переживала — Люди за единство.
— Да и ты далек от совершенства, — говорит Жук.
Он попал в точку. Я не спал всю ночь в ожидании, что Стражи рванут мою дверь и арестуют меня, но они не показались. Это значило лишь одно: моя подружка Натали никому обо мне не рассказала. Хорошо. Должно быть, моя угроза дошла до её светлой головки. Я прикуриваю сигарету и делаю глубокую затяжку. Гребаные Стражи. Без них мир был бы куда лучше, но я не знаю, что случится завтра.
— Эш? — голос Жука возвращает меня в реальность.
Я моргаю. Он что-то спросил у меня?
— Как всё прошло прошлой ночью? — переспрашивает он.
Я метнул на него сердитый взгляд.
- А ты где был?
Он показывает на кучу свеженарисованных плакатов у стены.
- Тетка всю ночь держала меня в Единстве, чтобы я рисовал это.
Я запрокидываю голову, чтобы прочитать перевернутые слова: «ГОРОД ЕДИН!» еще «НЕТ ГРАНИЦАМ!», еще «СКАЖИ НЕТ ЗАКОНУ РОУЗА!»
Закон Роуза. Только при мысли о нем мои клыки наливаются ядом. Правительство Стражей пытается провести этот закон, чтобы постоянно держать Дарклингов и людей отдельно друг от друга. Эмиссарам всех девяти мегаштатов было поручено убедить граждан голосовать на референдуме в конце месяца за закон Роуза. Если он получает большинство голосов, то станет действующим законом. Когда у вас в каждой столице штатов есть гетто Дарклингов, как у нас в Блэк Сити, воздействие будет огромным. Дарклинги никогда не освободятся.
Безусловно, Эмиссары делают вид, будто у Дарклингов есть право голоса, будто они могут повлиять на свою судьбу, и поэтому на следующей неделе для поддержания видимости этого будут проведены переговоры по поводу передвижения стены, чтобы дать Дарклингам больше пространства. Все, у кого есть мозги, могут сообразить, что это просто пиар ход, чтобы остановить Дарклингов от причинения неприятностей в преддверии голосования, в отчаянной надежде, что они могут расширить свои территории. Это их последний шанс, и они это знают.
Я показываю на плакаты: — Полагаю, это предназначено для пограничных переговоров, которые пройдут на следующей неделе?
— Ага, предназначены. Эти ублюдки-Стражи не могу удерживать Дарклингов взаперти за пограничной стеной. Обратный отсчет пошел. Если мы скажем Роузу засунуть свой закон куда подальше, может и в других городах народ также выступит против.
Я хмыкнул в ответ. Нереализованные возможности не для меня.
Он потягивается словно кот, и его одеяло соскальзывает ниже пояса.
— У тебя аллергия на одежду что ли? — спрашиваю я, отворачиваясь.
— Чувак, так такими нас создала мать Природа.
Я качаю головой.
- Поторапливайся, давай, а то мы опоздаем.
Он быстренько натягивает на себя свою мятую школьную форму, и мы выдвигаемся в школу. Жук ничего не говорит, когда я пересекаю Унылую улицу, трамвайные пути, и поворачиваю на Окраину города, даже, если нам это грозит заиметь дополнительные пять минут к нашему путешествию. Он понимает. Мы прогуливаемся вдоль Пограничной стены, пробираясь сквозь дым к школе. Я провожу пальцами по шершавой стене, пытаясь представить, какая она жизнь по другую сторону. Неожиданно во мне начинает расти пузырь надежды при мысли, что, может быть, просто, может быть, стена однажды падет, но он быстро лопается. Мне нужно заканчивать гоняться за мечтой. Я одинок в этом городе — почему я просто не могу принять это?
