Алана Инош - У сумрака зелёные глаза

Когда шашлыки были съедены, а в каждом из нас сидело по меньшей мере по литру пива, Лёха достал гитару. Он неплохо играл и пел, а закат горел на янтарных стволах сосен. Это был бы чудесный вечер, если бы не пустота в моей груди и тоска по всему хорошему, что уже нельзя вернуть. Девчонки слушали, мечтательно подпирая щёки руками, а мне хотелось выть от навалившейся на меня печали.

Я долго не могла заставить себя пойти в палатку. Сидя на песке, я смотрела на лимонно-жёлтую зарю, догоравшую над тёмной стеной из сосен. Потом закрыла глаза и стала слушать звуки. Вечерний ветерок гладил мне плечи… Обгорела всё-таки, несмотря на все предосторожности и кремы. Вдруг — лёгкий поцелуй. Или мне опять почудилось и я сплю наяву? Нет, снова чьи-то губы нежно и шелковисто касались моей измученной солнцем кожи, исцеляя её. Невидимые пальцы играли с прядями волос, отодвигая их с лица и шеи и освобождая дорогу поцелуям, которые медленно взбирались вверх…

Пытаясь поймать шутника, я обхватила руками лишь воздух. Снова никого… Только озеро, сумрак и умирающий закат.

Я бы предпочла вообще не заходить в палатку, но не ночевать же под открытым небом? Со вздохом я откинула полог и забралась внутрь. Одна из постелей была занята: Андрей лежал носом к стенке, делая вид, что уже видит десятый сон. Вот и моя сумка. На ощупь в сумраке я нашла запасную футболку и штаны, натянула на себя и улеглась.

Через некоторое время над ухом послышался нахальный и навязчивый писк, причём — со стереоэффектом, сразу с нескольких сторон. Голодные кровососы активизировались с наступлением ночи… Несколько минут я маялась, отгоняя их, а потом вспомнила, что взяла с собой спрэй. Порывшись в сумке, я нашла баллончик, побрызгала себе на ладони и натёрлась. От меня кровососы отстали, а Андрей время от времени то взмахивал рукой, то хлопал себя по уху. Минут пять я про себя потешалась над ним, а потом подала голос:

— Какой гордый: лучше быть заживо сожранным, чем попросить спрэй от комаров, да?

— Я думал, ты уже спишь. Не хотел будить, — отозвался он. Это были его первые за весь день слова, обращённые ко мне.

— Да ладно тебе, — усмехнулась я. — Кто же успеет уснуть за пять минут? На, гордый ты мой страдалец.

Я сунула ему баллончик. Забавно, но сейчас я не чувствовала к нему ничего, кроме желания рассмеяться. И жаль было его, глупого. Так странно было думать, что когда-то я обнимала этого мужчину, целовала, занималась с ним любовью, готовила ему завтрак в постель, говорила нежные слова… А теперь — как отрезало. Чужой, и всё. И не в царапинах было дело. Наверно, это началось задолго до них.

— Спасибо, — пробурчал он, возвращая спрэй.

Я решилась.

— Слушай, Андрюш… Лёха, конечно, молодец и всё такое… Но из его затеи помирить нас ничего не выйдет. За эту неделю, что мы не виделись, я многое обдумала, разобралась в своих чувствах… Мне кажется, мы не подходим друг другу.

Андрей, выслушав меня, помолчал пару секунд и спросил:

— Тебе кажется или ты уверена?

— Да какая теперь разница, — пожала я плечами.

— А такая… Когда кажется — креститься надо. А если уверена — значит, уверена.

Я хмыкнула.

— Уверена, уверена.

— Ну, так и говори, — проворчал Андрей. — Ненавижу это ваше бабское «кажется»…

Я решила не обижаться. Он всегда грубил, когда были задеты его чувства. На миг я допустила, что он всё-таки что-то чувствует ко мне, и мои слова причинили ему боль. Но он же мужчина, а мужчины не плачут. Мне стало не по себе.

— Андрюш, ты прости…

— Что уж теперь говорить, — ответил он. — Пути отступления ты себе, как я понимаю, подготовила.

— Ты это о чём? — нахмурилась я.

— Да ладно притворяться-то… Ты прекрасно понимаешь, о чём.

Я с тяжким вздохом улеглась на спину. Боже, какая бесконечная усталость и тоска по убитому времени… Но что толку носить по нему траур? Ведь эти полгода уже не вернуть. Впрочем, полгода — это не так уж много, если подумать. Если бы это были пять или десять лет, причём — в браке… Вот где ужас, боль и сожаление!

— Нет, Андрюша, у меня никого нет, хоть ты и вбил себе это в голову. Я не буду тебя упрекать за то, что ты с кем-то там развлёкся, теперь это не имеет значения.

Андрей приподнялся на локте.

— Да, развлёкся! — с неожиданной злостью сказал он — как выплюнул. — И я этого не отрицаю, когда меня припёрли к стенке. Но ваше бабье племя извивается, как змея, до последнего, даже когда все факты налицо… Найди в себе мужество хоть сейчас не лицемерить!

Чувствуя, что зверею, я стала медленно дышать. Вдох — на четыре счёта. Другие четыре — выдох… Спокойно. Держи себя в руках.

— Какие факты, Андрюша? Тот букет? Чушь. Если бы ты застукал меня с кем-то — вот тогда был бы факт, а так — домыслы. Вот у тебя — «улика» повесомее, ну да Бог с ним. Теперь уже всё равно.

— Тьфу! — Плюнув, он тоже лёг. — Лживое племя…

Тут, увы, дыхательные упражнения уже не помогали.

— Я не лгу, другого мужчины у меня нет и не было, а вот ты только что оскорбил меня, дорогой. И заодно показал своё истинное личико.

Находиться с ним в одной палатке было выше моих сил. Выбравшись и обув сланцы, я пошла пройтись по берегу и успокоиться, «устаканить» в душе открывшуюся мне правду об Андрее. Подумать только: с виду — такой дамский угодник, а на самом деле, оказывается, презирает женщин и считает их лживыми. Трахает с презрением в душе, лишь ради удовлетворения своих кобелиных инстинктов. Что ж, наверно, тогда не стоит и жалеть… Разве что — потраченного на эти отношения времени.

За этими невесёлыми размышлениями я не заметила, как забрела далеко в сосны. Вокруг меня возвышались тёмные стволы, а в вышине, за кронами, белела бесстрастная луна. Всё-таки одной в ночном лесу — жутковато. Может, тут медведи водятся? Или волки? Да нет, вряд ли…

Хруст ветки заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Всё-таки опасения насчёт дикого зверья не стоило сбрасывать со счётов… Или зверя похуже — человека. Лесного маньяка какого-нибудь… Вернусь-ка я в палатку, так будет разумнее. Хоть там и Андрей, но тут мне тоже как-то не по себе.

Не успела я сделать и нескольких шагов по направлению к нашему лагерю, как из-за соснового ствола на меня выпрыгнула чёрная тень с серебристо сверкающими в темноте глазами. Мой вопль разорвал лунную тишину леса, а потом настала полная чернота.

Глава 4. Дом у озера

Яблочный сок заливал мне уши и нос, я барахталась в нём, стараясь выплыть на поверхность, но он казался густым и вязким, как тесто. В груди билось: «Выжить! Спастись!» Борясь с мучительным желанием вдохнуть, я изо всех сил стремилась наверх, к воздуху…