Тайны Поместья Торн - Маргарет Роджерсон
Не отрывая взгляда от двери, Элизабет потянулась вниз, взяла его за руку и подняла на ноги.
— Ах, — сказал он, просветленный. — Конечно, я должен был догадаться — твоя невосприимчивость к магии не позволяет комнатам скрываться от тебя. Хотя, похоже, тебе пришлось немного похулиганить, — добавил он, заметив, что Элизабет все еще смотрит на дверь; у нее было ощущение, что в противном случае она снова попытается исчезнуть. Убрав трость под мышку, он взялся за ручку двери.
Как только дверь открылась, Элизабет поняла, что Сайлас имел в виду, говоря о некоторых проблемах. Помещение очень напоминало тесную каталожную комнату Королевской Библиотеки со старыми деревянными ящиками, расставленными вдоль стен от пола до потолка, но в данном случае большинство ящиков висели открытыми и перекошенными. Теплый, сиропный свет, льющийся через многостворчатое окно, мерцал тенями десятков гримуаров, хаотично порхающих в воздухе. За десятилетия отсутствия присмотра все они совершенно одичали: на пыльных половицах валялись истрепанные страницы, а два маленьких гримуара налетели на третий и начали его разрывать.
— Нет! — закричала она и бросилась внутрь, чтобы прекратить драку. Разбирая три гримуара и отбиваясь локтями от вырывающихся страниц, она заметила, что на каждом из открытых ящиков висит пожелтевшая, облупившаяся этикетка с указанием годов: 1511–1515, 1516–1520 и так далее.
— С тобой все в порядке, — сказала она потрепанному гримуару, слабо трепыхавшемуся в ее обхваченных руках. — Не волнуйся. Я тебя починю.
Неудивительно, что сбежавшие гримуары перессорились между собой. Старшие не соглашались с изменениями, записанными в младших, младшие обижались на устаревшие мнения старших. Ящики предназначались не только для упорядочивания, но и для того, чтобы держать их отдельно друг от друга. Отсортированные в хронологическом порядке, они помещались вместе с другими гримуарами, которые им нравились или, по крайней мере, которые они не пытались разорвать на части.
— Боже мой, кажется, этот гримуар съели, — сказал Натаниэль, глядя на маленькую груду кожи и пергамента в углу. Он только что вошел, его трость постукивала по пыльным половицам.
Гримуары как один замерли, повернувшись в его сторону.
— Тебе лучше пригнуться, — сказала Элизабет, но ее предупреждение прозвучало слишком поздно. Шквал чернильных приборов уже разлетелся по комнате.
***
Быстро стало ясно, что прочесать записи семьи Торн будет нелегко. Натаниэль заморозил все гримуары заклинанием — они неподвижно висели в воздухе, окруженные пульсирующими контурами изумрудного света, — но их было несколько десятков, и они страдали от самых разных недугов. Среди них распространилась инфекция Белого Мотылька, что неудивительно, ведь эта магическая плесень процветает в теплых, плохо проветриваемых помещениях, а кроме того, в большинстве гримуаров не хватало страниц, вырванных в результате десятилетних разборок.
Такое пренебрежение раздражало Элизабет, но, тем не менее, она должна была признать, что ей было весело. Ей не нравилось ничего больше, чем быть окруженной книгами, и она продолжала узнавать новое о колдунах, находя интересные фрагменты в гримуарах и спрашивая о них Натаниэля, например,
— Почему они укрепили крепостные стены и установили разводной мост в 1587 году?
— Вероятно, мы были в центре вражды, — ответил он, прищурившись на гримуар, который он перевернул вверх ногами, а затем снова вправо; она догадалась, что это был тот гримуар, который она рассматривала ранее, и текст которого выглядел перевернутым независимо от угла. — Колдуны осаждали дома друг друга, когда в семьях возникали разногласия — по поводу браков, политики, того, кто из троюродных братьев должен унаследовать демона, и тому подобное. Иногда это длилось годами. Они оживляли статуи, запускали друг в друга метеориты… Вот почему Реформы получили такую широкую поддержку в обществе. Всем надоело, что колдуны воюют друг с другом на улицах.
— Тогда, наверное, котел с горячим маслом имеет смысл, — нахмурившись, сказала Элизабет, просматривая свой собственный гримуар. — А как же импортные крокодилы?
Натаниэль усмехнулся, его зубы ярко блестели на измазанном чернилами лице.
— Естественно, они предназначались для рва.
Элизабет представила себе, как Мёрси бьет крокодила метлой, перебираясь через родовой разводной мост поместья Торн. В животе зашевелилось беспокойство. Мгновение спустя она вспомнила, почему.
— Натаниэль, насчет Мёрси… — Она заколебалась. Это казалось нелепым, но она должна была спросить. — Сайлас когда-нибудь убивал слуг?
Натаниэль вздрогнул. Он медленно опустил гримуар в руки.
— Очевидно, слуги время от времени исчезали при подозрительных обстоятельствах. Когда мне было восемь или около того, пропал дворецкий по имени Хиггинс; я подслушал, как родители обсуждали, что с ним могло случиться, однажды ночью, когда я должен был быть в постели. Конечно, это мог быть и не Сайлас. В таком городе, как Брассбридж, с людьми может случиться много чего.
— Но ты думаешь, что это был он.
— А, ну да. По словам моих родителей, Хиггинс был печально известен тем, что оставлял отпечатки пальцев на серебре.
Элизабет сглотнула. Она подумала о Мёрси, впервые работающей в большом доме, взвалившей на себя десятки новых обязанностей без должной подготовки. Добровольно ли она согласилась на эту работу? Возможно, у нее не было другого выбора. Элизабет не задумывалась об этом раньше, но, полагая, что помогает Мёрси, она, возможно, загоняла девушку в ловушку жизни, которой та не хотела.
Натаниэль наблюдал за ней.
— Сайлас не причинит Мёрси вреда, я обещаю. Он просто драматизирует ситуацию, когда в доме все делается не так, как ему нравится.
— Тогда почему ты приказали ему не убивать ее? — Элизабет точно знала, что Натаниэль был морально против того, чтобы отдавать Сайласу приказы. Она лишь однажды видела, как он это делал, и это было редкое исключение.
Он пристально смотрел на нее серыми глазами в янтарном свете. Ромбовидные стекла окна отбрасывали тени на его лицо. Натаниэль впервые задался вопросом, откуда исходит солнечный свет: они должны были находиться во внутренней части дома, где нет окон, и за все часы, что они находились внутри, качество света ни разу не изменилось, застыв в вечном золотом часе. Наконец Натаниэль сказал:
— Я безоговорочно доверяю ему. Я готов отдать свою жизнь в его руки без раздумий. Я делаю это ежедневно, каждый раз, когда он завязывает мне галстук. Но хотя я и не верю, что он причинит вред кому-то из членов нашего дома, я не собирался соизмерять свое доверие к нему с жизнью Мёрси. Сайлас это понимает.
И, возможно, даже одобряет, подумала Элизабет. Она все еще не до конца понимала тот странный танец, который происходил между ними, то хрупкое
