Очаровать дракона - Аманда Мило

Ни одной чайки в поле зрения.

Неужели дракон съел морских птиц?

Ощущение зуда на моей нижней половине заставляет меня взглянуть вниз, чтобы увидеть, что я уже высыхаю. Я угрюмо двигаюсь вперед, пока не погружаюсь в мягкий влажный песок, в котором собралось больше всего воды.

На меня падает тень Калоса. Я инстинктивно вздрагиваю. Но он этого не замечает.

— Разве это нормально, когда прилив вот так смывает воду? Вся бухта пуста, — восклицает он потрясенно.

— Такие приливы бывают во многих местах, — подтверждаю я.

Я прикусываю язык, чтобы не добавить, что бухта моей семьи никуда не исчезает. Вода, конечно, падает низко, но она никогда не бывает пустой, не то, что здесь.

— Какое ужасное явление, — говорит Калос. — Кажется, мне говорили, что воронкообразные штормы у берегов могут осушить залив. Возможно, это временно.

Я киваю, потому что знаю, что это правда.

— У меня никогда не было причин видеть его раньше. У меня никогда не было повода особенно беспокоиться, я всегда избегал побережья, если небо выглядело плохо, — продолжает он, явно озадаченный.

Но тут его драконий подбородок напрягается, и я впервые замечаю на нем маленькие шипы, образующие короткую кожистую бородку. Это придает ему более мудрый и немного более древний вид, чем я предполагала вначале.

— Я больше не могу позволить себе не заботиться об этом.

Калос переводит взгляд на меня.

— Моя пара нуждается в безопасной морской воде.

Я ничего не говорю, потому что мне это действительно нужно. И я не обращаюсь к той части, где он называет меня своей парой, потому что, в отличие от него, я не чувствую никакой такой связи. Если он и испытывает какие-то связанные влечения и инстинкты, то совершенно односторонние.

— Ты очень тихая, — замечает Калос.

— Мне нечего добавить.

— Ты не поешь? — спрашивает он, и, если я не ошибаюсь, в его голосе есть что-то помимо любопытства. Тоска, может быть.

Я с грустью говорю ему.

— Калос, русалка поет только тогда, когда она счастлива.

Глава 6

Калос

К наступлению ночи прилив еще не вернулся. К моему ужасу, луна, которая поднимается в небе, такая же красная, как алые полосы в великолепном водопаде высыхающих волос Аделлы.

Но это не такое прекрасное зрелище, как ее алые пряди дикой гривы. О, конечно, это прекрасно. Но это не тоже самое. Потому что увидеть восход красной луны на небе — значит начать полное действие лихорадки.

Лихорадка. Теперь я понимаю это слово. В нижней части моего живота горит огонь, непрекращающийся, яростный порыв, который невозможно погасить.

Это не было бы страданием, которое я бы вынес до такой степени, если бы не поймал эту русалку. Если бы был свободен, чтобы найти дракониху, я бы вообще не страдал от жестокого воздействия этой луны.

Я бы упивался им.

Но у меня есть пара, я не могу и не буду искать другую — неважно, что моя взятая пара не принадлежит к моему виду. Мы физически не совместимы, но она очень симпатична, и удивительно, что у нас есть несколько общих черт, и мы знаем друг друга только самое короткое время. Как бы долго ни длилась наша жизнь, мы обязательно найдем что-то еще.

И все же я проклинаю себя в тысячный раз за то, что похитил морскую деву. Это было безрассудно, это было глупо, и теперь мы оба страдаем.

И к моему величайшему стыду, моя пара страдает. И более того, если бы я не взял ее, она не была бы так несчастна, как сейчас.

Аделла съежилась в скудном остатке воды, оставшейся здесь, и если бы чувствовал себя хорошо, то давно бы уже перенес ее в более подходящее место. Я думаю, что мои глаза будут лучше отточены в поиске подходящего приморского дома для нас теперь, когда у меня было два тренировочных пробега. Если бы моя пара нуждалась в пещере с идеальным количеством выходов и достаточно большой камерой, свободной от сквозняков и воды (что является идеальным местом для инкубации яиц Хохлатых Мерлинов), я бы точно знал, где нас поселить, но я новичок в нуждах моей пары. И я отправлюсь прямо сейчас и устрою ее сегодня вечером, у меня есть чувство срочности, которое требует, чтобы я лучше заботился о ней, чем сейчас, но что-то со мной не так. Кажется, что даже мое чувство равновесия нарушено; мои задние лапы реагируют не так, как должны, мое тело не синхронизировано с самим собой, как должно быть… Я чувствую себя странно.

Я не говорю об этом Аделле, но, когда зову свои крылья раскрыться, просто чтобы потянуться, они не расправляются.

Это открытие пробуждает во мне нечто большее, чем просто беспокойство. Это не обычная лихорадка; если бы моя система реагировала на лунные огни, я бы сгорел за компанию с женщиной, конечно, но был бы чертовски готов и способен летать, чтобы найти ее.

Все, что могу предположить, это то, что поскольку я нарушил естественный закон вещей и взял себе противоестественную пару, то я полностью разрушил естественные события своей системы. Почему моя система должна позволять мне летать? Я не буду искать никаких крылатых партнеров. Ни сейчас, никогда-либо еще.

Я все еще могу ходить достаточно хорошо, поэтому я приближаюсь к своей женщине с целеустремленностью.

— Аделла? Я буду нести тебя в лапах, пока мы будем искать подходящее место для поселения. Мы двинемся дальше по побережью.

Я не называю причины, по которой буду идти пешком, а она не спрашивает.

Вместо этого Аделла качает головой и зачерпывает пригоршню песка сбоку от себя, и я понимаю, что она роет яму, ища, какая вода находится в ловушке под поверхностью песка.

— Отдыхай.

Она бросает на меня быстрый взгляд.

— Ты сказал, что чувствуешь себя не совсем хорошо, и это не похоже на тебя. У тебя смешное лицо.

Я хмуро смотрю на нее.

— Это мое обычное лицо. Это совсем не смешно.

Ее губы приподнимаются, скорее тень, отбрасываемая улыбкой, чем реальная вещь, но все равно это долгожданная вспышка юмора.

— Как скажешь, дракон.

— Калос.

— Я должна оставаться достаточно увлажненной, пока не вернется прилив… Калос, — ласково говорит она мне, продолжая копать.

То, что она проявляет такую заботу перед лицом таких ужасных