Грета и потерянная армия - Хлоя Джейкобс
— Зови меня просто Айзек.
Глава 1
«Зови меня просто Айзек».
Уже стоя перед домом своих родителей и протянув руку со сжатым кулаком, чтобы постучать, она запаниковала. Она и не подумала, что может случиться, если кто-нибудь назовёт короля гоблинов по имени. В Милене всем были известны последствия, но здесь люди бы посмеялись, если бы она сказала, что произнести имя Айзека — означало то же самое, будто напрямую вручить ему приглашение в самые глубокие части своей души.
Это было плохой идеей. Как она собирается рассказать им об Айзеке? Не только про его имя, но и… про всё.
Она услышала шаги, говорящие о том, что кто-то шёл по коридору по ту сторону двери, и желание сбежать стало настолько сильным, что ей пришлось стиснуть зубы.
Теперь было слишком поздно.
Занавеска в окне слева от двери отодвинулась, и за стеклом показалось маленькое лицо.
У нее тут же перехватило дыхание. Пухлое личико почти сразу снова исчезло, но этот недолгий взгляд на ее брата, мелькнувшего в окне, помог ей успокоиться, а ведь она пыталась сделать это весь день. Дрю благополучно добрался до дома. По крайней мере, она смогла бы ответить на вопросы, которые возникнут, без тяжкого бремени на душе.
Пришлось ждать вечность, пока дверь откроется, хотя, быть может, это было только воображением Греты о том, что всё начало происходить в замедленном темпе.
Ладонь Айзека сжала ее собственную, придавая ей силы. Воспоминания о Потерянном Айзеке были все еще довольно свежими. Время от времени ей приходилось прикасаться к нему и смотреть на его озорную улыбку, чтобы отбросить беспокойство и страх, все еще нависающие над ней.
Ее дыхание будто замерло, пока они ждали. А когда женщина, одетая в простые джинсы и розовую блузку, открыла дверь, у Греты было такое ощущение, будто ей всё ещё тринадцать лет.
— Да?
Вопрос был вежливым, но осторожным. А кто бы ни был осторожен, открывая свою дверь перед группкой грязных незнакомцев, ожидающих на передней ступеньке?
Грета почувствовала комок в горле. Все эти годы образы ее матери и отца оставались довольно ясными, главным образом потому, что она все еще держала фотографию в своем медальоне, чтобы она напоминала ей о них.
Но даже во снах она перестала слышать их голоса. Эта было одним из лишений, через которые они прошли — она и мальчишки — повреждённые воспоминания. Иногда Грета говорила что-то определённым образом и тут же задавалась вопросом, не прозвучало ли это так, как это бы сделала её мама, но это отличалось от того, чтобы действительно вспомнить.
Но как только дверь открылась, всё изменилось. Воспоминание захлестнули её, подобно волнам, заставляя глаза пощипывать от наворачивающихся слёз.
Вот мама стоит у двери и зовёт нас, говоря, что уже время ужинать.
Отец бежит позади неё, выкрикивая подбадривающие слова, пока она учится ездить на велосипеде.
Держат Дрю за руку во время совместной прогулки в парке.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, дети?
Мать посмотрела на Айзека, и ее хватка на дверной ручке заметно усилилась.
— Мам?
Раздался такой слабый, жалобный шёпот, что никто не услышал. Грета отпустила руку Айзека и сделала еще один шаг вперед. Она прочистила горло и попробовала снова.
— Мам?
Глаза женщины расширились, а ее рука поднялась и подрагивала на уровне выреза блузки, проводя ладонью по своему бледному, обнаженному горлу.
Память Греты заполнило так много вещей одновременно: то, как ее мать играла со своими медальоном и цепью, которая была зеркальным отражением медальона Греты, только с фотографией Греты и Дрю. Грета вспомнила, как ее поразительно голубые глаза — точно такие же, как у ее детей — становились темными и сверкали, когда она смеялась. И успокаивающий звук ее голоса, поющего ночью колыбельные в спальне Дрю. Хотя Грета слишком была слишком взрослой для колыбельных, она все равно оставляла дверь открытой, чтобы она тоже могла их слышать.
— Грета?
Лицо её матери побледнело. Черт, неужели она свалиться в обморок? Грета довела её до сердечного приступа?
— Мэтти, кто там у дверей?
Грета вздохнула, заслышав звук голоса ее отца. На автобусной станции, где она умело добыла кошелек какого-то бедного парня, чтобы заплатить за одиннадцать билетов до Джонспорт, они быстро обнаружили, что сегодня понедельник, поэтому она предположила, что отец будет на работе, когда они приедут. Мысль о том, чтобы встретиться сначала с одним из них, казалась менее пугающей, хотя это, вероятно, означало бы, что ей пришлось бы всё объяснять больше одного раза.
Мать Греты больше ничего не сказала, но ее остекленевший взгляд говорил обо всём сам за себя. О надежде матери, медленно умирающей с каждым днем, только чтобы возродиться, а затем снова погаснуть с каждым звонком в дверь и каждой фотографией потерянного ребенка, которую приносила полиция, и которая соответствовала описанию ее маленькой девочки.
Даже если Грету бросили в Милену не по ее вине, она все равно была виновата в том взгляде на свою мать. Она недостаточно сделала, чтобы вернуться домой. И в самом деле, она вспомнила тот момент, когда перестала искать, и ее грудь сдавили невыносимая вина и печаль.
— Это я, мама, — мягко сказала она. — Уверяю тебя, что это действительно я.
— Мэтти?
Это было уменьшительно-ласкательное имя отца Греты для ее матери, полное имя которой — «Матильда» — звучало довольно серьёзно, что никогда ей не подходило. К дверному проёму подошла более высокая фигура, и он обнял свою жену, когда смотрел на группу, но как только его взгляд встретился с взглядом Греты, он замер и уставился на неё.
Ее мать казалась почти такой же, как раньше, за исключением нескольких морщин вокруг глаз, но отец выглядел совсем по-другому. Она вспомнила мягкого, веселого папу, который каждый год переодевался в Санта-Клауса без каких-либо проблем. Он похудел и потерял много волос, но у него выросла козлиная бородка — возможно, в качестве компенсации — и контраст был поразительным.
— Грета?
Она не знала, почему он был
