След бури - Елена Сергеевна Счастная
Теперь Геста не надеялась вернуть его расположение — ей хотелось просто отыграться. За все обиды и слёзы. За все разрушенные чаяния. За унижение, в конце концов. И в то же время она хотела защитить себя от неведомой угрозы, которая исходила от Млады в её вещем сне. Та мерещилась ей постоянно и сводила с ума.
Геста закрыла глаза и снова увидела, словно наяву, как Млада склоняется над Кириллом, касается его, как обещает, что будет рядом. А другой рукой сжимает кинжал. Но князь ничего не замечает и смотрит на неё со спокойным осознанием того, что без этой девушки он не сможет. Был ли тот сон предостережением или только отголоском собственных, Гесты, переживаний и опасений? Даже Малуша не смогла ничего сказать наверняка. Лишь пожала плечами и ответила, что разбираться в этом придётся самой. Ворожея теперь часто появлялась в светлице Гесты: с ней было как-то спокойнее, будто она могла на что-то повлиять. И стоило только попросить — наслала бы на окаянную девицу порчу. Но это самообман, способ себя успокоить на время: Малуша такая же женщина, как и она, и так же лишилась своего любимого мужчины из-за Млады.
Сегодня рано утром Геста через служанку передала Квохару записку с просьбой встретиться в её покоях. Видеться, не покидая замка, им доводилось крайне редко, и то при должной осторожности. Однако сегодня Вигену было вовсе не до надзора за домашними: он остался в детинце за старшего, а значит, не сразу сможет приноровиться к новым заботам. Лучше случая не найдёшь. А казначей вряд ли откажется приходить — не рискнёт. Он и так слишком долго избегал Гесты после возвращения, отговаривался от встреч под разными предлогами. Хватит.
Опустившись в кресло, Геста бросила взгляд на рукоделие. Синяя, вышитая красным затейливым узором рубаха так и валялась на столе третий день, мозоля глаза. Хлопья пепла от лучины осыпались на рукав, прожгли в нём мелкие дырочки. Страшно подумать, сколько времени было потрачено на неё. Приходилось с утра до ночи слушать нудные наставления Малуши — знатной вышивальщицы — хоть столь тоскливое занятие Геста никогда не любила, и с детства Тора едва не палкой загоняла её за пяльцы. Ведь дочка конунга, будущая жена правителя должна уметь всё: и за свиньями вынести, и ковёр соткать.
Геста провела ладонью по тонкой и невероятно дорогой шерстяной ткани, кончиками пальцев — по узорам, вьющимся вдоль ворота. Как славно она смотрелась бы на Кирилле, мягко и ласково льнула бы к телу, бросала холодный оттенок в его серые глаза… И оберегала бы от любых бед. Да разве ему это нужно? Геста смяла рубаху и зло швырнула её в очаг. Огонь радостно завладел податливой жертвой, и кропотливый труд в считанные мгновения истаял в жадном пламени. Вверх взметнулись яркие искры и погасли ещё в полёте.
От похожего на забытье созерцания очага Гесту отвлёк звук открываемой двери. Квохар вошёл в светлицу, настороженно оглядываясь. Напрасно: стражники были отосланы с самого утра. Убедившись, что опасности нет, казначей гораздо бодрее прошёл внутрь и даже нашёл в себе силы улыбнуться.
— Я уже думала, что никогда больше не увижу тебя так близко, — Геста искоса оглядела его. — И даже не стану спрашивать, почему так долго ты от меня бегал.
Квохар, виновато изогнув сутулую спину, развёл руками. Он был всё так же отвратителен, как и раньше. Куда ему, тощей оглобле со сгорбленными плечами, до Кирилла. Даже богато расшитый на ариванский лад кафтан не скрывал тщедушности его тела. Теперь Геста не понимала, как могла так низко пасть, пуская его в свою постель. Лучше было бы, верно, спать с конюхом: бабы в детинце, стыдливо краснея, болтали, что среди них есть знатные любовники. Как прижмут — так жар по всему телу. Всё ж удовольствие.
Но нынче она не собиралась переступать через себя. Достанет с Квохара поблажек.
— Разузнать хоть что-то о девчонке оказалось не так-то просто, — тот медленно подошёл, осматриваясь в светлице, как в первый раз. — Точнее невозможно. Либо она пришла очень уж издалека, либо хорошо умеет скрывать свою жизнь.
— Разве такое может быть? — фыркнула Геста. — Чтобы вообще ничего нельзя было узнать?
Вместо ответа казначей склонился, взял её руку в свою и прижался к ней губами. Геста с омерзением выдернула ладонь из его пальцев, а другой стёрла влажный след поцелуя. Квохар бросил короткий удивленный взгляд, обошёл её и, встав позади, навис, словно коршун, отчего стало душно и тяжело.
— Последний раз Младу видели в Паздерне, — отмеряя каждое слово, произнёс казначей. — Хотя про эту деревню ты вряд ли слышала. Там она продала лошадь и пошла дальше пешком. Об остальном мои знакомцы ничего не знают. Или попросту молчат.
— Боятся?
— Возможно, — задумчиво качнул головой Квохар. — Это наводит на некоторые мысли, но кто я такой, чтобы лезть глубже. Так можно и обратно не выбраться.
Он скупо улыбнулся, вытянув губы в тонкую линию.
— Ты — казначей. Не последний человек в княжестве!
Геста встала, не в силах больше терпеть давящее присутствие Квохара. Тот проворно обошёл кресло и заключил её в объятья, но она, не скрывая раздражения, высвободилась.
— Моя богиня недовольна? — казначей с усмешкой проводил её взглядом.
— Ещё как, — Геста толкнула его в грудь, стоило ему приблизиться снова. — Ты потратил столько времени без толку. Да ещё и обманывал меня! Впрочем, забудь. Всё равно это больше не имеет значения. Я хочу, чтобы ты сделал кое-что другое.
— Уговора о каких-то ещё услугах не было, — казначей прищурился, и его голос дрогнул возмущением.
— Со мной не стоит торговаться. Я не купчишка на ярмарке.
Квохар презрительно поджал губы и, пригладив волосы, повернулся было уходить. Нет, отпускать его так просто нельзя — уж больно легко отделался. Только заморочил ей голову, а толку чуть. Геста подошла к нему и провела ладонью по груди, разглядывая каждую
