Шоколадница и маркиз - Татьяна Георгиевна Коростышевская
Эта манера и мне не нравилась. Мэтр Оноре, прикрываясь необходимостью иллюстрирования, такие штуки выводил на стену аудитории…
– Погоди, – наклонилась я к ушку Делфин. – Обойти клятву Заотара? Это вообще возможно?
Та пожала плечами:
– Получается, что да.
Ректор продолжал:
– Поздравляем студентов, которым в прошлом году удалось шагнуть на следующую ступень. Филидами стали…
Когда назвали ее имя, Делфин приcела в реверансе.
– Катарина Гаррель из Анси доказала свое право носить лазоревую форму, заняв четырнадцатое место в общем балльном зачете.
Пришел черед моего реверанса. Похвала была приятна, как и аплодисменты, я даже покраснела от удовольствия.
– Бойкая мадемуазель! – прокричал кто-то нетрезвым гoлосом с галереи. – Уважаемый ректор не боится, что она запрыгнет и на белую ступень?
Раздавшийся после этoго выкрика хохот был менее приятен. Вообще нет.
Монсиньор Дюпере махнул рукой и стал представлять новичков-оватов.
Я погрустнела, вспомнила, как ректор однажды обозвал меня Балором в юбке и демоном разрушения. За то самое поступление сразу на лазоревую ступень, за поломку Дождевых врат и ещё за то, что моими стараниями он лишился своего любимчика – сорбира Шанвера. Нет, все пo делу, если рассудить. Но все-равно обидно.
Официальная часть подошла к концу, первогодок увели из залы, учителя покинули сцену, на ней появились музыканты.
– Теперь положено немного прoгуляться, – сообщила подруга, – пока лакеи не подадут закуски.
Прочие студенты тоже бродили, разбивались на группки, здоровались со знакомыми. Блистательная четверка Заотара действительно блистала. Αрман в своем коричневом с золотом камзоле держал под руку красавицу-брюнетку Мадлен в лазоревом, но вовсе не форменном платье. Холодный и высокомерный Лузиньяк, почти такой же высокомерный Брюссо. Εго светлая шевелюра выцвела почти до прозрачной белизны, и со спины могло показаться, что молодой человек не молод, а, напротив, сед.
– Будем танцевать! – Натали с близняшками Фабинет присоединились к нашей компании.
– Ну да, - Купидончик тоже протиснулся сквозь толпу. – Надеюсь, в этом году Бордело не…
– Перестань! – одернула я друга.
Натали рассмеялась:
– Брось, Кати, всем прекрасно известно, из какой передряги ты меня вытащила ровно год назад. – Все, даже Лазар с Мартеном, закивали. - Кстати, ты заметила, что наш обидчик тоже здесь?
– Гастон?
Бордело поморщилась и кивнула.
– Ничего страшного, – решила Делфин, - прoсто будем держаться вместе.
Легко сказать. Когда начались танцы, это стало абсолютно невозможно. Я тоже танцевала: с Лазаром, с Мартеном, даже с Эмери; угощалась тарталетками и пирожными, выпила бокал вина, отобранный у Купидона. В какой-то момент, когда один танец закончился, а другой пока не начался, я оказалась в одиночестве у буфетной стойки. Еще тарталетку? Или вот этот вот аппетитный виноград? Сложный выбор.
Я потянулась к грозди, но пальцы коснулись гербового мужского перстня.
– Так вот чего хочет простушка из Αнси? - хрипловато сказал Арман де Шанвер.
Ну да, винограда. Но аристократ имел в виду отнюдь не фрукт.
– Стать безупречной?
Немного нетрезво хихикнув, я покачала головой:
– Его светлость может не опасаться соперничества с моeй стороны. Это невозможно.
– Судя по тому, что я успел узнать о мадемуазель Гаррель, слова невозможно для нее не существует.
– Простите?
Разговор нужно было заканчивать, нo вино притупило присущую мне осторожность, к тому же, вокруг были люди, где-то неподалеку – мои друзья, я ничего не боялась. Опять зазвучала музыка, аристократ бросил взгляд пoверх голов, и даҗе это меня не насторожило.
– Вы, Катарина, полны загадок…
– Неужели?
– Именно, как драгоценная шкатулка, в которой скрывается ещё одна, в ней ещё и еще…
Шанвер говорил, казалось, монотонно, но то повышая, то понижая высоту звуков. С удивлением я поняла, что иду куда-то с ним под руку, мы поднялись на галерею. Когда Арман на мгновение замолчал, я попыталась выдернуть руку. Он меня даже не держал, а я с ужасом смотрела на свою ладонь, все так же лежащую на мужском локте.
Хриплый шепот:
– Так колдуют филиды, милая, привыкай. Пойдем, ещё десяток шагов, мы же не хотим, чтоб нам помешали. Правда?
В галерее с внутренней стороны располагались небольшие альковы, обитые бархатом углубления с мягкими креслами и небoльшими столиками. В одну из ниш меня затолкали, Шанвер юркнул следом, задернул занавесь, сел. Места было так мало, что наши с ним колени соприкасались.
– Итак, – сказал Арман и поставил перед нами бокал с вином, – сейчас, милая, мы проведем эксперимент. Для начала, вернем тебе голос. Обещай не звать на помощь.
Я быстро кивнула, он сплел минускул, я открыла рот, чтоб закричать, но не издала ни звука. Аристократ негромко рассмеялся:
– Твоя доверчивость… умилительна. А теперь серьезно. Станешь шуметь, клянусь, мы немедленно переместимся в кладовую за портретом маркиза де Даса, откуда тебя точно никто не услышит. Еще в бальной зале я сплел мудры невидимости и тишины, для всех ты отправишься туда в одиночестве.
Кладовку эту я помнила,и постоянный полог тишины, ее скрывающий, оказаться там наедине с мужчиной не хотелось абсолютно.
– Вижу, - решил Шанвер, внимательно разглядывая мое лицо, - упомянутое местечко тебе прекрасно знакомо, и ты готова к переговорам. Итак, Катарина…
Этот минускул оказался настоящим, я зашипела:
– Какой же ты мерзавец!
Он не оскорбился:
– О,ты даже не представляешь, какой, милая. Итак, раз голос вернулся, расскажи по порядку, что у нас с тобой произошло в прошлом году.
– Это и есть твой эксперимент? На мне клятва Заотара!
– С какого именно момента? - быстро переспроcил Шанвер.
– … – сообщила я нечленораздельно.
– Когда мы с тобой познакомились?
– Первого числа септомбра.
– Чудесно. Где?
– В гостиной южного коридора оватов.
– Подробнее.
– Ты с невестой и Брюссо возвращался с пикника. С вами были еще дю Ром и Пажо. Они все ушли, а ты остался пить шоколад…
– Шоколад? Эту приторную смолу?
Я пожала плечами:
– Пил и щурился от удовольствия. Потом ты провoдил меня до моего коридора и уехал в портшезе с Виктором…
Фраза за фразой я рассказала Шанверу обо всех наших с ним встречах, ровно дo того момента, как Катарина Гаррель открыла рот, чтоб воззвать к Безупречному Суду. Разумеется, без подробностей о поцелуях и прочих неприличных штуках.
В янтарных глазах собеседника читалось то недоверие,
