Поиск - Анастасия Ильинична Эльберг
— Ты уверена, что не нуждаешься в помощи?
— Не нуждаюсь. В твоей помощи — тем более. Вставай, — бросила она Аднану.
Жрец поднялся и отряхнул одежду. Эльфы отвернулись, стараясь не встречаться с ним глазами. Эрфиану пришло в голову, что он похож на пустынную кошку, которая упустила добычу.
— Тебе придется раздобыть новый кинжал, — сказала Царсина. — Отец мальчика носит обруч первого воина, он научит его пользоваться оружием. Теперь ты будешь думать перед тем, как распускать язык.
Аднан поджал губы и сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей.
— Постарайся дожить до церемонии смены главного воина, братец.
— Но у меня нет обруча первого воина, я не смогу участвовать в поединке. Или ты решила уговорить маму сделать исключение для глупого брата?
— Я хочу, чтобы ты увидел церемонию своими глазами. В тот момент, когда я одержу победу над последним соперником, ты расстанешься и с парными клинками, и с мечтами о славных победах. Можешь заняться приготовлением вина. Или присоединиться к охотникам.
Жрец расплылся в улыбке.
— Поглядим, сестрица.
— Поглядим.
Эльфы загалдели, обсуждая увиденное. Не обращая на них внимания, Царсина подошла к Эрфиану и оглядела с головы до ног. В янтарных глазах больше не было ярости — спокойные, как озерная гладь в хорошую погоду.
— Боги наделили тебя завидным терпением, — сказала она. — Я на твоем месте уже давно убила бы его.
— Я не держу на него зла, моя Жрица.
— Надеюсь, со временем ты научишься чувствовать границу между глупостью и благородством.
— Если моя Жрица позволит, я скажу, что мне жаль ее брата. Только очень несчастное существо может видеть лекарство от боли в том, чтобы причинять боль другим.
Царсина подняла брови и улыбнулась.
— Ты неглуп, — заметила она. — Но еще молод.
Жрица пошла в направлении шатров, но остановилась.
— Первый воин Неферу.
— Да, моя Жрица? — откликнулась эльфийка.
— Мой брат сказал много лишнего, но в одном он прав. У тебя дерзкий язык.
Глава третья. Эрфиан
1985 год до нашей эры
Деревня янтарных Жрецов
Стрела вонзилась в ствол дерева, потревожив семейство белок. Всполошившиеся животные бросились наутек. Выждав, Эрфиан приблизился, извлек из коры стрелу, убрал ее в колчан и осмотрел оставленное белками дупло. Несколько сухих веток, хвойные иголки, кучка орехов, скорлупа. Хозяева дупла притаились за ближайшим кустом. Эрфиан постоял, прислушиваясь к тишине вечернего леса, и побрел прочь. В чаще деревья были такими высокими, что сквозь их кроны с трудом пробивалось солнце. Скорее всего, оно уже село, начался пир. Отца Эдна и Оден пригласили лично. Эрфиан и понятия не имел, почему, был уверен, что его ищут по всей деревне, но одно знал точно: в ближайшее время возвращаться он не собирается.
Лес готовился к ночи, дневные звуки стихали, шаги животных становились осторожнее. Ночь — время хищников. Скоро они выйдут на охоту. И иногда жертвой этой охоты становились люди. На темных эльфов — да и на остальных темных существ — хищники нападали редко, так что по лесам можно было гулять свободно. Вампиры сюда не сунутся. Конечно, можно нарваться на ядовитую ящерицу или змею, но Эрфиан исходил эти места вдоль и поперек и с закрытыми глазами мог найти любые лекарственные травы. Каким бы смертельным ни был яд, в лесу, где водятся опасные существа, всегда есть противоядие. Природа мудра.
Каким чудесным выдалось сегодняшнее утро! Даже птицы пели не так, как всегда. Прошлой ночью в деревне был большой праздник: несколько эльфов (и Эрфиан в их числе) встретили пятнадцатую весну. Жрец Оден говорил напутственные речи. Жрица Эдна подарила каждому из юношей плетеный амулет с кистями, перьями и россыпью янтаря, призванный отгонять дурные сны. Теперь они стали взрослыми и могли выбирать свою судьбу. Кто-то решил стать воином. Кто-то — виноделом. Кто-то — пастухом, кто-то — охотником. Некоторые юноши успели обзавестись подругами и даже услышали от девушек заветное «да» в ответ на предложение руки и сердца. Эрфиан сделал свой выбор задолго до праздника, но решил, что будет веселиться вместе со всеми.
Проснувшись раним утром, он не торопился вставать, как делал это обычно, а лежал и размышлял о том, что возьмет в дорогу. Кинжал, доставшийся ему от Царсины — благодаря отцу, он умел пользоваться и им, и небольшим луком, короткие стрелы которого летели быстро и всегда попадали в цель, направляемые умелой рукой. Лук он тоже возьмет с собой. Немного еды и воды, одежда, плащ с широким капюшоном для того, чтобы защитить лицо во время путешествий по пустыне… вот и все. Эрфиан не представлял, в каком направлении двинется, покинув деревню, но впервые чувствовал себя свободным.
Он давно понял, какая сила кроется в принятии ответственности за собственное решение, а теперь осознал эту силу особенно остро. Рядом не будет отца, к которому можно прийти за советом. Не будет матери, к которой можно прийти за утешением. Решить и идти, не останавливаясь, не сворачивая, что бы ни происходило, отрезать пути к отступлению. Глубокая и абсолютная сила, источник которой еще предстояло отыскать где-то внутри, с которой еще нужно было сжиться, но уже пустившая первые корни. «Мы не знаем себя», сказал Эрфиану отец. «Может статься, ты не встретишь существо, которое ответит на все твои вопросы, но знай: в тебе достаточно мудрости для того, чтобы самостоятельно найти их, и достаточно мужества для того, чтобы начать этот поиск и довести его до конца».
На протяжении разговора мать сидела рядом, сложив руки на коленях и опустив глаза. Она не плакала — жены воинов знают, что в слезах смысла нет, завтра их муж может не вернуться домой, а им нужно быть сильными и продолжать жить — но Эрфиан видел, как она расстроена. Мысленно он молил всех известных ему богов о том, чтобы по ее щеке скатилась хотя бы одна слеза, чтобы она попросила его не уходить, умоляла бы передумать, все, что угодно — но пусть не держит боль внутри. Мать не заговорила. Только обняла его, поцеловала в макушку — так, как это делала в детстве, но теперь Эрфиану пришлось наклонить голову — и
