Солнце и Луна - Жанна Когай
— Душенька, тебе не холодно? — Алуда пришел с охоты, неся что то увесистое в мешке
— Я соскучилась по тебе, жизнь моя. Нет не холодно, ты посмотри как ярко светит солнце сегодня!
— Какая же ты красавица, милая. Я так люблю когда ты улыбаешься! Что за чудо, жизнь с тобой, жена!
— Спасибо, муж, да и ты не плох, — Зарета весело подмигивает мужу, оба смеются и обнимаются.
Алуда смачно целует жену в губы, наслаждаясь счастливым моментом жизни, он серьезно произносит:
— Скажи честно, родная, ты не жалеешь?
— Ты чего, любимый? Как ты можешь сомневаться в нас?
— Нет! Я не сомневаюсь, я переживаю. Мы в таких условиях, я боюсь, ведь каждый день приближает нас ко дню встречи с нашим ребенком. Вдруг… — голос Алуды дрогнул
— Никаких вдруг! Ты — сильный воин, ты — волк, Алуда, я на тебя надеюсь и не смей раскисать и бояться. Я, вообще то, беременна, — Зарета в шутку надувает губки и демонстративно выпячивает живот.
Алуда еще крепче обнимает свою милую жену, зарываясь лицом в непослушные черные волосы любимой, он так боится ее потерять, боится даже мысли об этом. Его единственный страх жизни — потерять Зарету. Даже не о ребенке он думает, а о ней.
Анжелика просто ждет роды, не причитает тонким голосом при виде младенцев и маленьких, милых, детских аксессуаров; не ищет информацию в сети о родах или уходе за малышами, просто ждет. Ест, спит и ждет. Нет особенного между Анжеликой и Асланом, разговоры о быте, покупках и прочее. Его часто нет дома, Анжелика не грустит по этому поводу, наоборот, она проводит дни в своих мыслях и понимает, что напрасно вышла замуж из за общественных убеждений. «Старородящая» это ведь был очень веский аргумент, так казалось, но сейчас это совсем ничего.
Роды начались ранним утром, отошли воды. Анжелика родила сына, было экстренное кесарево, схватки, боли, страхи…
«Давид!» — торжественно объявил имя сына Аслан, было видно, что он по — настоящему счастлив. Анжелика долго восстанавливалась после тяжелых родов, не особо радовалась ребенку, все как в тумане и во сне, ждала вечер и ночь, чтобы отдохнуть от внешней суеты и внезапного надвигающегося чувства тревоги. Через месяц поставлен диагноз малышу — тетрада Фало, сложный порок сердца. Скорее всего Давид не доживет до 5 лет, шансов нет, практически. Подготовка к операции, постоянные слезы и косвенные упреки окружающих. Месяцы бессонных ночей и Анжелика вдруг начинает просыпаться, осознает, что происходит в полной мере:
— Прости, сынок! Давид, ты только живи, пожалуйста, я буду лучше, обещаю, я буду стараться, мне не все равно, — рыдает Анжелика в одеяльце сына утром; мир вокруг продолжает вращаться и жить как ни в чем не бывало, а жизнь матери и малыша останавливается, она отрицает все вокруг кроме ребенка.
Врачи говорят, что шансов практически нет, возможно провести паллиативную операцию, что продлит жизнь Давиду; как подрастет еще, нужно будет прооперировать сердце еще раз.
Операция прошла успешно, но Анжелику терзают страхи пуще прежнего, она не видит перспектив, не чувствует жизни в малыше, как будто его душа уже покинула его. Ее рвет на части, она не спала нормально уже больше полугода. Давид в реанимации, весь в трубках и подключен к аппаратам жизнеобеспечения, каждый день врачи сообщают о проблемах маленького организма, Давид уже не в состоянии бороться за жизнь, отказали почки.
Анжелика вышла на балкон клиники под реанимацией, закурила.
— У вас сын? — услышала она тоненький голосок за спиной, это юная медсестра ночной смены
— Да — глухо отозвалась Анжелика
— Знаете, дети, умирая, не оставляют родителей надолго. Я часто слышу от родителей бывших пациентов о том, что детские души перерождаются в новых детях — медсестра маленькая юная девочка видимо не в первый раз пытается успокоить обезумевших от горя мам, и видно, что ее сердце не успело зачерстветь к чужому горю, хотя ей ежедневно приходится видеть и слышать его.
— Я — плохая мать, я не смогла уберечь Давида, не достаточно его обнимала и целовала, не докормила его грудью, выходила из себя, когда не досыпала, навряд ли его душа еще раз выберет такую неудачницу мать как я, — голос Анжелики спокоен, но на глазах слезы, которые долго долго копились и вот, теперь крупными каплями стекают по ее кукольному лицу. А еще она думает о том, что она предпочла иллюзии сна реальной жизни, она предпочитала Алуду, чувство вины огромной волной накрывает все ее существо
— Не правда, по вам видно, вы хорошая мама, у вас очень красивая душа, вы уже сами много раз пришли в этот мир, — медсестра закурила и глубоко затянулась, — я всегда чувствую таких людей
— Каких, таких? — Анжелика опешила, вспыхнула надежда услышать ответ на все свои вопросы; в этой ситуации, совсем не располагающей к философской или мистической беседе в первый раз в жизни она чувствует реальность общения
— Проживающих прошлые жизни, доживающие свои предыдущие истории. Но вы стараетесь, это видно, вас разбудило ваше горе, и вы стараетесь быть здесь, с сыном. Наверное, это его миссия.
— Откуда вы знаете? То есть мои сны — это моя прошлая жизнь?
— Да. — просто ответила незнакомка затушила бычок об урну и поторопилась обратно в палатный блок
Анжелика закурила вторую сигарету, медленно затягиваясь, она путалась в мыслях и эмоциях, ее трясло от напряжения.
Дрожащими пальцами она надавила на ручку двери, ведущую в реанимацию. У входа красным скотчем на полу обозначена зона, до которой возможно подойти, дальше нужно звать врача или медсестер. Тут страждущие матери ожидают новостей. Сейчас глубокая ночь и никого нет, стул для ожидания новостей свободен, Анжелика заняла его; и, сама не замечая, провалилась в тревожный сон.
Зарета чувствует резкую боль в животе, еще раз и еще раз, она ждет Алуду, он побежал на реку за водой. Она не кричит, просто протяжно тихо воет, как волчица, в надежде, что ее вой услышит ее волк. Алуда бледный и страшно обеспокоенный заглядывает ежесекундно в лицо своей любимой; на деревянной скамье лужи, вода смешивается с кровью Зареты. Она чувствует как силы покидают ее.
— Ну же, милая, пожалуйста, живи, только живи, умоляю тебя! Не оставляй меня, родная! — Алуда уже не может сдерживать рыдания, он всхлипывает и смотрит со страхом на жену
Зарета не чувствует схватки, она чувствует перманентную боль и усталость, «пусть все закончится, пусть все прекратится» повторяет про себя Зарета. Она
