Тень ворона над белым сейдом - Марина Сергеевна Комарова
Мне не было и года. Говорят, человек не может сохранить столь ранних воспоминаний. А такой маленькой родители никогда меня не бросали, чтобы мне смогли навредить зверь или птица. Потом, когда рассказывала им, не поверили. Сказали, что приснилось. Потом — что выдумала. У меня всегда была богатая фантазия, не зря я стала писательницей. Но сколько бы ни прошло лет, я знала: ворон настоящий. Это после появления в реальности он стал частым гостем моих кошмаров. Только после…
— Юлианна… — принес ветер моё имя.
Я резко обернулась. Нет, никого нет.
Сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, я пошла дальше. Господи, сделай так, чтобы это был всего лишь обморок и странные галлюцинации. Не кома или смерть. Последнее вообще как-то в голове не укладывалось. Хотя вполне могло случиться.
И тут же по телу будто пробежала горячая волна. Нет, не может быть! Перед мысленным взором появились тёмные глаза хмурого мужчины, который был рядом с приветливой Янникой. Глава Дома Стражей, Гуннар Брёнхе. Он стоял чуть вдалеке, рассматривал всех прибывших. Задумчиво, не показывая никаких эмоций. Но мне всё время хотелось отвернуться от улыбчивой миловидной секретарши, говорившей важные вещи, и смотреть только на Гуннара. В нём было что-то необъяснимое. Притягивающее, не дающее спокойно мыслить и рассуждать. Нечто такое, что не описать словами. И в какой-то момент захотелось не только смотреть, но оставить всех и подойти к нему. Ощутить то же странное царапающее волнение, что и при виде каждого пролетающего ворона. И страшно, и жутко интересно: кинется или пролетит мимо?
Очень странное чувство и немного болезненное. Но болезненность не та, к которой я привыкла. А какая-то другая… словно крутая выщербленная ступенька, преодолев которую, я наконец-то почувствую облегчение.
Он наблюдал, и мне стало не по себе. Усилием воли я постаралась взять себя в руки и смотреть на Яннику. И, к своему неудовольствию, обнаружила, что прослушала практически всё, что могла. Поэтому пришлось задерживать её у входа и переспрашивать.
Хорошо хоть, девушка — профессионал, она ничем не выдала, что думает про витающих в облаках писателей, и с улыбкой повторила. И продолжала говорить, пока мы шли по коридору. К тому же рыжая Лу шагала рядом и тоже слушала. Видимо, такая же рассеянная, как я. Или просто у юной девушки были куда более интересные дела, чем только слушать Яннику. Ибо по дороге нам встречались сотрудники этого места, все молодые, симпатичные и с интересом глядящие то на Лу, то на Лидию Ивановну. Мы с Игорем тоже вызывали вполне живой интерес, но не такой…
— Юлианна! — снова меня окликнули, и тут же раздался тихий звон, будто где-то ветер играл хрустальными колокольчиками.
Я обернулась и обмерла.
От моих ног и до места, где, утопая в черноте, таяли звёзды, простиралось золотое поле. Тяжелые колосья клонились к земле, стебли сверкали бледной желтизной, заставляя прикрывать глаза и смотреть сквозь ресницы. И пусть это был не солнечный свет, казалось, что ночь отступила, отдала часть себя этому неистовому золоту, полыхающему, словно пожар, среди тьмы.
По полю, что-то едва слышно напевая, шла женщина в тёмном наряде до пят, с перехваченными лентой длинными русыми волосами. Правая рука каждый раз чуть приподнималась и делала движение, будто что-то собирает. Только через несколько секунд до меня дошло, что у неё серп, которым она скашивает колосья.
Женщина приблизилась. Я рассмотрела широкий пояс, охватывавший её тонкую талию, пестрый такой, узорчатый. С пояса свисали нож, черная маска, низка монет и птичий череп.
— Здравствуй, путница, — прошептала она. И сказала тихо, голос словно проник в каждый уголок поля и ночи, спрятался за сияющими звёздами: — Давно ко мне никто не заходил.
Я медленно подняла взор на её лицо и даже позабыла о холоде. Кожа будто полированный янтарь, разлет соболиных бровей, точёный нос и красивые губы. А глаза…
Мне показалось, что сердце пропустило удар и упало куда-то вниз. Глаза у неё — бездна, черная и затягивающая. Зрачков нет, живой тьмой закрыт весь глаз, на белок нет и намека. И чем дольше всматриваешься, тем отчетливее видишь, как в этой тьме вспыхивают золотые и серебряные искры.
Голова закружилась. Женщина улыбнулась.
— Осторожнее, путница. Не смотри мне в глаза, если ещё не решилась отдать жизнь и напоить ей моё поле.
По позвоночнику пробежали мурашки, от одного только голоса стало нехорошо. Я покосилась на колосья.
— Не готова, — сказала честно. — Но была бы благодарна, если б вы сказали, что это за место и кто вы.
— Место? — Она рассмеялась, тут же налетел ветер, и колосья зашелестели, словно посмеиваясь вместе с ней. — Это моё звёздное поле. Тут я собираю жизнь. Разве не видно?
«Всего лишь плод моего воспалённого разума, — попыталась утешить я себя. — Всё это пройдёт, как только я очнусь».
Но сама невольно проследила за её неуловимым жестом, глянула на поле. Зёрна вдруг посыпались вниз, сверкая, словно драгоценности. Охнув, я отшатнулась. Зёрна-звёзды в золотых колосьях. Вот почему они так освещают эту ночь. Ощущение, что я нахожусь в сумасшедшей сладкой галлюцинации, только усилилось.
Женщина снова засмеялась. Но в этот раз уже не так страшно, а даже добродушно, как над человеком, который наконец-то заметил что-то очевидное, которое давно находится перед глазами, но отказывается это принять.
— Поняла, путница?
— Не совсем, — призналась я.
Теперь проснулся интерес. И пусть мне всё равно было жутко, в какой-то миг я поняла, что вижу потрясающего персонажа, которого обязательно опишу в новом романе. Ведь… нельзя же такому бесследно пропасть.
— А ты несообразительная, — покачала головой она. — И странная. — Кажется, это её всерьёз расстроило. Но настроение янтарной женщины тут же изменилось, и она продолжила: — Я — Стьёрнхёсте.
— Хёсте… хёсте… хёсте, — подхватили шелестящие колосья, передавая дальше подхваченную часть имени.
Почему-то воображение тут же нарисовало множество серпов, срезающих желтые стебли. Быстро, с тихим и немного завораживающим «хс-с-с-с-т, хс-с-с…с-с-с».
— Звёздная Жница, — продолжила она. — Все заветные мечты, которые так и не исполнились, поднимаются сюда и превращаются в маленькие звёзды, прячутся в золотых колосьях. И пока солнце прячется за ночным покровом перед праздником Осенней Жатвы, я беру свой серп и выхожу сюда, чтобы собрать урожай, путница. Ведь заветных
