Завещание волхва - Вадим Иванович Кучеренко
Придя к такому выводу, Олег успокоился и смирился с потерей послания. Впрочем, беда была невелика – обладая хорошей памятью, он запомнил текст наизусть, почти слово в слово. И теперь начал размышлять над прочитанным письмом.
В одном дед был, несомненно, прав – жизнь Олега нельзя было назвать интересной и занимательной, он и в самом деле жил скучно и, в общем-то, бессмысленно, не имея определенной цели. «Существование» было наиболее точным словом, характеризующим его жизнь. И он не помнил времени, когда бы это было иначе. В детстве он был лишен многого из того, что имели и чем жили другие дети. Он жил в семье, непререкаемой главой которой была бабушка, а тихая, покорная мама Олега во всем ей подчинялась. Отца он не знал, на памяти Олега его никогда не было, и это служило поводом для постоянных упреков, которыми бабушка держала свою «распутную», как она выражалась, дочь в повиновении, словно накинув на нее узду. Но главное, бабушка была очень религиозна. Это началось после того, как умер ее муж, еще молодым, от инсульта. Посчитав это божьей карой за ее атеизм, она начала часто ходить в церковь, а когда внук немного подрос, стала брать его с собой. Первые детские впечатления Олега были неразрывно связаны с запахом ладана, заунывными молитвенными песнопениями и холодными каменными плитами храма. Веселыми эти годы назвать было никак нельзя. Кроме того, бабушка неукоснительно и строго соблюдала все посты, предписанные церковными канонами, а иногда, по собственной инициативе, вводила дополнительные, принуждая себя и остальных членов семьи отказываться от скоромной пищи – быть может, еще и потому, что денег им катастрофически не хватало. И маленький Олег, часто недоедая, испытывал постоянное чувство голода. Он чувствовал почти физическое отвращение к постной пище, которую обычно обильно приправляли дешевым, дурно пахнущим подсолнечным маслом. По этой ли, или по другой причине, он рос худеньким и низкорослым мальчиком, которого обижали сверстники, потому что он не мог дать им сдачи. Учился Олег в православной гимназии, и не миновать бы ему семинарии, если бы бабушка к тому времени не умерла. Но даже после этого их жизнь с мамой не стала веселее или сытнее. Теперь уже его мама зачастила в церковь, привычно считая себя виноватой во всех смертных грехах, к которым прибавилась преждевременная, как она считала, смерть матери по ее вине. Но зато она не настаивала на том, чтобы ее единственный сын избрал церковное поприще. Она вообще ни на чем и никогда не настаивала, и казалось, что была безразличной ко всему миру, погрузившись с головой в пучину раскаяния. Она угасла, как свеча, тихо и незаметно, как и жила.
К тому времени Олег успел закончить исторический факультет местного университета и начал работать в школе учителем. Он выглядел молодым человеком среднего роста, узкоплечим и костлявым, а еще, воспитанный двумя очень своеобразными женщинами, нерешительным и слабовольным, что, разумеется, было очень далеко от общепринятых представлений о настоящем мужчине. А потому, даже на фоне повального дефицита представителей мужского пола в учительской среде, он не пользовался особым интересом женщин, которые в массе своей воспринимали его как коллегу, но не объект матримониальных притязаний. А те редкие женщины, которые обращали на Олега внимание, не вызывали интереса у него. Как правило, они были некрасивы и озлоблены на жизнь, которую винили во всех своих неудачах.
Так он и существовал до этого дня – в одиночестве, в том числе душевном. Скучал, не видя радости в рутинной работе в школе. Не находил в себе силы восстать против привычного порядка вещей. А главное, не верил, что его жизнь может измениться в лучшую сторону, и потому не предпринимал никаких попыток, чтобы это случилось. В общем-то, Олег и сам понимал, что к своим тридцати годам он стал законченным неудачником. Но он не понимал, почему это произошло. Он был неглуп, что доказывал университетский диплом с отличием, трудолюбив, как муравей, настойчив в достижении цели. Он мог добиться многого в жизни, если бы захотел… Но в этом-то и была главная закавыка. Олег не испытывал сильных желаний, которые мотивировали бы его. Даже в юности Олега не терзали страсти, не мучило самолюбие. То, что для других было пределом стремлений и вожделений, ему казалось незначительным и не стоящим усилий. Он был созерцатель, а не практик. Жил в реальном мире, но зачастую ему казалось, что он словно спит и все, что происходит вокруг него – это лишь сновидения, редко цветные и радостные, а чаще черно-белые и скучные. Если бы он проснулся, то, возможно, все было бы по-другому. Но он не хотел просыпаться, по крайней мере, не испытывал к этому позыва.
Так что дед был в чем-то прав, думал Олег. Он действительно влачил жалкое бесцельное существование. Но с одной поправкой – не его обрекли, а он сам себя обрек на него, не желая тратить сил на жизнь, в которой он не видел и не находил, потому что не искал, цели и смысла. Это и была горькая правда.
Но посвятить свою жизнь служению какому-то языческому божеству казалось Олегу еще более странным и не стоящим занятием. Религиозного фанатизма он досыта нахлебался ребенком. Когда вырос, в бога верить не перестал, но храмы обходил стороной, испытывая те же чувства, что человек, в детстве испугавшийся темноты и с тех пор испытывающий невольный страх перед комнатой, в которой не горит свет. То, что он оказался потомком какого-то волхва, пусть даже великого и прославленного в прошлом, Олега не вдохновило. Это было умозрительное знание, навязанное ему, а не прочувствованное. Он привык к мысли, что генеалогическое древо его семьи начинается с бабушки, а дальше простиралась тьма, из которой оно произрастало. Впустить в свое сознание одного деда, о существовании которого он даже не подозревал, было еще куда ни шло, но запустить туда же целую ораву предков – это было выше его сил. До этого дня он чувствовал себя сиротой, таким хотел и остаться, чтобы не тратить душевных сил на неожиданно обретенных родственников, к тому же давно уже мертвых. Горизонты его знания расширились, а души – не успели. Она оставалась все такой же скукоженной и жалкой, как когда-то его детское тельце, не получающее достаточного пропитания. Для того, чтобы его душа увеличилась в размере, нужно было время и
