Рабыня Рива, или Жена генерала (СИ) - Устинова Мария

– Рива Эми-Шад! – объявил меня офицер и я испугалась.

Меня впервые представили так громко, жестко и торжественно вне корабля Шада.

На мгновение показалось, что сейчас девушка рассмеется и прогонит меня – ненастоящую госпожу, рабыню. Но она еще ниже поклонилась и изящным жестом пригласила в салон.

Чего здесь только не было!

Наряды из разных уголков вселенной: была одежда и с Иларии. Наши традиционные платья до пола, прямые, с двумя разрезами по бокам и закрытым воротником. И цвета наши, национальные: небесно-голубой, маково-красный.

Я улыбнулась, радуясь, словно встретила гостя, дорогого и редкого. Но улыбка исчезла. Я скучала по дому, но понимала: прошлого не вернуть. Больше я никогда не полюблю дом так, как любила в детстве.

Я отвернулась и просмотрела следующий ряд. Девушка навязчиво улыбалась, изящными жестами рук предлагая то одно, то другое платье, словно немая. Я наугад выбрала несколько, а она, подобрав нужный размер, расстелила их на столе.

Пальцы девушки скользили по шелковым невесомым подолам, показывая красивые складки, сложнейшую вышивку, каждый камешек на отделке пояса. Я расправила платье, и сразу ощутила отвращение – слишком пышное, нарядное, оно напоминало платья офицерских жен со «Стремительного», когда они приезжали к мужьям и те устраивали бал в главной кают-компании.

– Нет, – сказала я.

Она безропотно убрала отвергнутый наряд.

На столе появилось следующее и руки девушки вновь порхали над ним. Светло-розовые юбки из миллиона слоев тончайшей ткани, кант на коротких рукавах, белые цветы на подоле.

– Беру, – сказала я.

Цветы очень понравились – нежные, а главное, не напоминают ни о чем.

Следующее платье. Тоже отвергла. Девушка повернулась и показала на брючный костюм за ней. Брюки напомнили рабскую форму Лиама.

– Нет. Скажите, у вас есть такие же, других цветов? – я расправила отобранное платье. – Почему вы постоянно молчите?

– Она немая, Эми-Шад, – ответил за нее мой солдат. – Это безгласая рабыня.

– Что? – я обернулась. – Безгласая?

– Эми-Шад много провела времени на корабле, – пробормотал офицер. – Рабов, которым не нужен голос, во время войны его лишили. Вы не знаете. Она вам не ответит.

Я потрясенно уставилась перед собой, затем собрала несколько платьев и попросила офицера заплатить. При себе денег у меня не было. Напоминание о войне вернуло меня в чувство.

Говорили при ней, но девушка вежливо улыбалась, словно не слышала, о чем мы говорим. Слуха ее не лишали, я сама убедилась. Я не смогла смотреть ей в глаза.

На «Стремительном» казалось, что я живу в аду.

Ад был заключен в его корпусе, а за ним – счастье и свобода. Оказалось, это не так. Война затронула всех и навсегда изменила всех. Теперь нас обслуживают безгласые рабыни. Где же свобода, равенство, обещанные нам?

Может, и ею заплатила страна, позволила сделать из юной девушки немую и бесправную? Восемь лет на «Стремительном» я провела в яйце. И теперь «скорлупа» треснула, только мир открылся плохой.

– И много таких рабынь?

– Хватает, Эми-Шад, – вздохнул офицер, двигаясь вровень со мной по рядам. – Кто бы захотел работать здесь... Это делают рабы.

– И всех лишают голоса?

– Зачем он им? Требовать свободы?

Слова прозвучали жестоко. Мне казалось, они должны жалеть рабов, ведь Шад освободил меня… И офицер говорит сейчас с бывшей рабыней. Но на Григе такие же нравы, как и везде – жестокие нравы победителя. Проигравшие пусть льют слезы сами.

– Я хочу купить ту рабыню, – неожиданно сказала я. – Купить девушку из магазина. Можно?

Мы остановились. Я сложила руки замком и уперла григорианцу в грудь, словно молила. Мне не по рангу умолять офицера, но и к рангу своему я не привыкла.

Он взглянул на руки, затем в глаза.

– Эми-Шад, ваш муж сказал купить лишь одежду.

Я вздохнула и опустила глаза. Забыла, кто настоящий хозяин.

– Эми-Шад, – примиряюще сказал офицер. – Эта рабыня оценила бы ваше рвение, но иногда лучше оставить все как есть, чем вмешиваться, если вы не собираетесь дело довести до конца. Чем вы ей поможете?

– Я ее освобожу.

– И куда она пойдет? Что будет есть? Ей придется продавать себя, чтобы выжить, а так у нее есть кусок хлеба. Ваше сострадание голос ей не вернет, и семью тоже.

Я не часто прежде видела григорианцев. Только сейчас поняла, что мой офицер – уже пожилой мужчина. Он догадался, почему я прошу о рабыне. Глаза были не добрыми, но в них появилась суровость, с какой смотрят на сыновей и дочерей.

– Пусть она сама распорядится своей свободой, – ответила я. – Не решайте за нее.

– Вы еще слишком молоды, чтобы покупать рабов, – ответил офицер, хотя я по лицу видела, сначала он хотел сказать что-то другое.

На корабле Лиама я каждую минуту мечтала о том, что освобожусь. Если бы мне кто-то предложил – я бы не стала ждать. Ни разу я не думала о том, что буду есть и как доберусь до дома, я бы просто бежала со «Стремительного» в никуда, как тогда, в поле маковника, и радовалась, что могу бежать.

Офицер по-отечески смотрел в глаза. Я не могла поспорить – рабыня в список покупок не входила. Рабыня не может иметь собственных рабов. Сделка недоступна. Простите, Эми-Шад.

Глава 7

На корабль я вернулась, смирившись с несправедливостью.

Офицер был прав. Я должна радоваться тому, что имею. Мне очень повезло.

В каюте было пусто, как и утром – я осталась совершенно одна. Переоделась в новое платье, а старую форму выбросила – мне хотелось проститься со старой жизнью навсегда.

Заняться было абсолютно нечем. Я прилегла на кровать в новом платье, рассматривая обстановку. Григорианцы не сказать, что скромно живут, но скромнее, чем любил Лиам. У генерала должна быть роскошная каюта – и она была неплохой, но и не такой, какими были каюты старшего состава на «Стремительном».

Все в темных тонах: темно-синий, черный. Черные стены создавали немного искаженное пространство и каюта казалась другой формы, чем на самом деле. Я так увлеклась, что пропустила момент, когда пришел мой муж.

Эс-Тирран застал меня врасплох.

Переборка отъехала в сторону, открывая его высокую фигуру – все еще в броне. Он стремительно вошел в каюту – словно на мостик, и я привстала, толком не зная, что делать и как приветствовать его. Как жена? Как григорианка? Как рабыня?

– Рива, – безучастно сказал он и ничего не добавил.

Это приветствие. Генерал дал понять, что заметил меня. Он вошел в каюту и подошел к кровати – прямо ко мне. Я торопливо села.

– Генерал, – ответила я тем же тоном.

Называть его по имени мне казалось слишком дерзким.

Он окинул меня взглядом: оценивал внешний вид. Помимо того, что я переоделась, соорудила еще и прежний «корабельный узел». Это платье тоже оставляло плечи открытыми, хоть и было с рукавом. Черные пряди выглядели контрастом на фоне белых плеч.

Я расправила юбки – они сбились в груду, пока я лежала.

– Почему ты не купила иларианскую одежду? – генерал подхватил невесомую ткань на ладонь.

Вопрос меня удивил. Какая ему разница, как одевается жена? Не все ли равно?

Но янтарные глаза уставились на меня – он ждал ответа. А если муж спрашивает, лучше говорить. Конечно, григорианка на моем месте обязательно бы заартачилась, послала бы его парой гортанных выражений, если бы совсем достал. А ответь он тем же – могла бы вызвать на поединок. Правда до этого доходит редко. На их планете нет разводов – пара живет всю жизнь вместе. А раз так, не стоит доводить до крайностей.

– Не знаю, генерал.

– У иларианских женщин такие красивые платья, – продолжил он. – Воздушные, длинные, как свадебный убор. И такие красивые корсеты под ними. Как они называются?.. Такое слово… торжественное и печальное…

– Грация, – прошептала я. – Откуда вы знаете?

– У меня были женщины с Иларии.

– У нас не спят с иноземцами.