Ирина Молчанова - Реквием опадающих листьев
— Парень молча протянул стакан с кофе.
Она приняла его и отпила.
— Твои глаза меняют цвет, — отметил Вильям.
Она бесстрастно рассматривала его лицо, размышляя, приходилось ли ей когда-нибудь видеть таких красавчиков. Наконец пришла к выводу: он первый.
Внешность мужчин ее никогда прежде не интересовала. И сейчас мысли об этом показались странными.
Молодой человек, смущенный столь откровенным разглядыванием, вновь попытался завязать беседу:
— Как настроение?
Бесс пожала плечами, накидывая куртку:
— Гораций говорил: «Управляй своим настроением, ибо оно если не повинуется, то повелевает». Предпочитаю оставаться хозяйкой положения.
— У тебя потрясающая память.
Девушка нетерпеливо переступила с ноги на ногу, скучающе уточнив:
— Обмен любезностями закончен?
Вильям вздохнул.
— С тобой непросто, тебе говорили?
— Нет, не говорили. Я не люблю пустой болтовни. — Она приподняла теплый стакан, салютуя парню, и направилась вдоль парапета.
Он догнал ее, пошел рядом.
— Чем хочешь заняться?
Бесс недоуменно покосилась на него.
— У меня планы. Ты в них лишний.
— Глупости, — определил он. — Мы могли бы придумать что-нибудь интересное и…
— Послушай, — она не дала ему договорить, резко остановилась и вернула пустой стакан, — я уже придумала, придумала до тебя. Сечешь?
Видя, что он порывается возразить, Бесс добавила:
— Вчера ты слегка нарушил мои планы. Да, все было отлично, трахнулись что надо, но сегодня у меня другое мероприятие.
Она перебежала дорогу и зашагала вдоль решетки сада — туда, где стоял ее мотоцикл.
Парень плелся следом.
— А почему бы тебе не взять меня с собой на мероприятие?
Девушка села на мотоцикл и, любовно проведя ладонью по блестящему баку, объяснила:
— У тебя нет стального друга.
— И только?
— Ага, — усмехнулась она, поворачивая ключ зажигания и с ревом трогаясь с места.
Домчалась до метро «Петроградская» и остановилась на парковке рядом с большим серым зданием Дворца культуры имени Ленсовета. Судя по количеству мотоциклов, народу сегодня принесло немало.
В «Rock Cafe» — любимом месте питерских байкеров — уже собрались все свои. Знакомые сидели перед сценой за столиками-стойками вокруг оранжевых труб, подпирающих потолок. Интерьер кафе был выполнен в сильной оранжево-черной гамме. На стенах висели картинки с мотоциклами, морда волка, светили прожекторы.
Выступала молодая рок-группа.
Девушка подсела за столик к лысому парню в рваной джинсовке.
— Максан, а вот и я! — проорала она, чтобы перекричать музыку.
В полумраке сверкнул золотой зуб. Парень придвинул к ней кружку с пивом и, закинув в рот чипсину, хохотнул:
— Малыш, ты всего-то и опоздала на сутки.
Бесс пригубила пиво, слизывая пенку, и фыркнула:
— Пробки, знаешь ли.
Максан посмеялся, но, тут же посерьезнев, внимательно посмотрел на нее из-под темных бровей. В голубовато-мутных глазах шевельнулось недовольство, девушка сразу его уловила. За десять лет их знакомства к такой резкой перемене в настроении она успела привыкнуть. Максан — в прошлом, когда они еще сидели в школе за одной партой, Максим Анисимов, — был той самой подругой, которой у нее никогда не было. Они дружили с пятого класса. Бесс лишила его невинности в конце седьмого класса в парке за скамейкой. А он стал тем, кто впервые прокатил ее на мопеде, а чуть позже и на своем мотоцикле — стареньком «Минске». Все глупости, какие только можно придумать, она совершила в паре именно с этим парнем: секс в кинотеатре, бомба в корзинке для бумаги директора школы, прыжки на тарзанке с крыши дома, ночное ограбление ларька, поездка автостопом по Европе. «Не разлей вода» — так говорили про них общие друзья. Максим всегда был крутым парнем — лидером, мозгом любых тусовок, окруженный интересными ребятами.
Сейчас они иногда занимались «дружеским сексом», когда его подружка, благонравная девица Танечка, пятая по счету серьезная девушка, в очередной раз хлопала дверью и бросала его. Но чаще просто посещали кино, клубы, катались на байках или смотрели внушительную порноколлекцию у него дома.
— Опять с этим тупым зечьем тусила! — пренебрежительно скривился Максан.
Бесс еще отхлебнула пива.
— Они не тупые. Не суди об умственных способностях тех, с кем не знаком. Ни у кого нет столько свободного времени, чтобы думать. В своем большинстве — это люди не скажу переосмыслившие, скажу оценившие жизнь заново. Впрочем, боюсь, ты не видишь разницы.
— Они преступники, Лизо! — категорично отрезал парень.
Девушка, услышав свое прозвище, данное ей еще в десять лет, наморщила нос. Максан иной раз напоминал ей заботливого папашу. А между тем, ее отец терпеть его не мог и называл не иначе как «лысый оболтус».
— Марсель Ашар полагал: «Люди делятся на две половины: те, кто сидит в тюрьме, и те, кто должен сидеть в тюрьме». Понимаешь?
— Не очень, — провел по лысой макушке друг.
— Тогда по-другому: они все делают как в последний раз. Трахаются тоже.
— Шлюха! — наградил он.
— Педик! — не осталась она в долгу.
— Я был невменяем! — Максан несильно ударил ее кулаком в плечо.
— Да-да, — покивала она, — разве ж кто-то против?!
Она любила подшучивать над ним за тот злосчастный случай, когда застала голого пьяного в дупель Максана в постели с их общим другом. Оба наутро утверждали: «Ничего не было!»
Парень закатил глаза, говоря тем самым, что сдается. Затем взглянул на табло крупных серебряных часов — ее подарок ему на двадцатилетие — и сказал:
— Гонка только через час. Еще по пиву?
Бесс посмотрела на сцену:
— Телки сегодня выступают?
Друг тоскливо подпер голову рукой.
— Сегодня… ну разве что если ты?!
— Я? Она приподняла брови, немного подумала и игриво проворчала:
— Тогда мне, пожалуй, водки.
Максан пихнул ее плечом.
— Хорошо тебя менты отодрали в прошлый раз? Еще хочешь?
Она откинулась на спинку стула и потянулась:
— Менты тоже люди, Макс, и им нужна ласка…
* * *В голове музыкальными приливами и отливами звучала «Рапсодия в блюзовых тонах» Гершвина. Спокойная и мелодичная вначале, она ускорялась ближе к середине, становилась звонче и перерастала в настоящий шторм. За окном светлой гостиной шел дождь, капли громко стучали по подоконнику, в окно, точно требуя впустить их. Ветер, шумя в листве, качал во дворе кусты и деревья.
Катя сидела в кресле, подложив под себя ноги, и смотрела на золотые прутья клетки, где когда-то сидел оборотень.
