Наследница Ордена - Анна Этери
Смотрительница некоторое время повздыхала возле моей кровати, оставила кучу рекомендаций о приёме лекарств, строго-настрого запретила вставать минимум два дня и ушла, пообещав зайти проверить, придерживаюсь ли я лечения или меня лучше запереть в лазарете.
Я поняла её угрозу, и улыбнулась в ответ.
Она тоже всё поняла, и заперла дверь на ключ.
Демоны!
Я выбралась из-под одеяла и тут же почувствовала неустойчивость пола. Или себя. Схватилась за столбик кровати. Что подмешала в воду мисс Магда? Снотворное? Её лекарственные средства даже Дарена способны утихомирить.
В гостиной послышался шорох. Неужели он?
Но на пороге показался вовсе не охотник — Ив Пандемония собственной персоной. И вид у него был мрачный.
— Думала, что Харсед? — догадался он с усмешкой. — Хочешь знать, где он? А я бы на твоём месте волновался о себе, — шагнул демон в комнату. — Мне не следует здесь быть, но ради тебя…
— Ради меня?! — Он шутит?
— Да, ради тебя мне пришлось солгать твоему отцу.
— Не впервой же, верно?
Он глядел оценивающе, будто до сих пор не сомневался, что ему удается всех дурачить. И меня в том числе.
— На Совете я поручился за Дарена, обещал, что он выполнит задание — устранит эл’сафида. Взял на себя ответственность. И генерал Роин мне поверил. Но всё вышло иначе. Я совершил огромную ошибку, что прикрыл Харседа. Он действительно неуправляемый и эмоционально неустойчивый. И эта миссия для него стала роковой.
— Какие громкие слова!
— Триллиан, я серьезно. — Он говорил тихо, но от его голоса мороз пробежал по коже. — Харсед на волоске от смерти. Его будут судить. И если всплывет ваша с ним… договоренность… — (клятва Дарена мне — вот что демон имел в виду), — то всё будет кончено. Я пришел не для того, чтобы просить тебя за меня вступиться, хотя мне тоже достанется, не сомневайся. Ты просто держись в стороне, и ни словом, ни делом не выдавай, что ты тоже была с нами, что ты как-то к этому всему причастна. Выдумай что-нибудь, скажи, что в ту дождливую ночь ходила на свидание, но ни в коем случае не упоминай поиски эл’сафида. Это опасно для нас всех.
— Дарена будут судить? — Эти слова обожгли.
Ив пожал плечами.
— Пока ничего неясно. Погибло тринадцать человек поискового отряда Ордена. Дело расследуют с особой тщательностью.
— А что с мальчиком?
Пандемония молчал, будто не замечая моего умоляющего взгляда.
— Он жив. Я за ним присмотрю. — Демон повернулся, собираясь уйти.
— Я сделаю, как ты просил, — торопливо заверила его. — Только… если сможешь… спаси Дарена!
Ив остановился и обернулся на мгновение.
— Сделаю, что смогу.
Он вышел и повернул в замке ключ.
Господи, пусть Дарен останется живым!
Глава 23. Его слова
В её глазах застыл страх. Да это был самый настоящий ужас. Она боится потерять его. Этого бестолкового, невыносимого охотника, который только и делает, что каждую секунду своей жизни мешается под ногами. Однажды придётся от него избавиться. Но не сейчас.
— Пандемония.
Я остановился в коридоре, заметив колеблющуюся в углу тень, борясь с соблазном метнуться к ней, содрать укутывающий её плащ — сорвать секрет, и сжать горло скарда, сминая под пальцами до хруста позвонков. Слишком долго я ждал, не давая волнующейся внутри тьме вырваться наружу.
— Да? — повернулся я к фигуре в плаще, не удивлённый, что тени вокруг сгустились: любимый их фокус — оставаться невидимыми даже на свету.
— Всё готово, когда начинать?
— Ещё рано.
— Рано? Ждешь, пока Харсед окончательно слетит с катушек? Недостаточно того, что случилось? В следующий раз он снесёт тебе голову, и, будь уверен, это станет не напрасной жертвой.
— Не напрасной? — Как они играют словами… словно заколдованными.
— Мы используем с толком даже такую нелепую смерть.
— Не сомневаюсь. — Хруст позвонков… Этот звук, казалось, уже звучит в ушах. Но я только сжал кулаки, не смея более ничем выдать гнева.
— Разве время имеет значение — сейчас или через несколько дней, если Харседу всё равно конец? Но мне нужны эти дни. Пока он должен жить.
— Почему?
Потому что этого хочет Триллиан.
— Он должен жить, пока я не решу иначе.
— У тебя мало времени, Пандемония. Очень мало. Архонты нетерпеливы. Они не любят ждать и не умеют.
Они будут ждать столько, сколько я захочу.
Фигура двинулась ближе, словно в желании, чтобы слова были лучше услышаны.
— Наследница должна оказаться в наших руках как можно скорее. Иначе…
Угроза повисла в воздухе занесённым кинжалом…
Позади раздались шаги, я на секунду обернулся, а скард уже растворился в тенях. Отлично!
— Ив Пандемония?
Я развернулся к подошедшему.
Корнелиус, секретарь генерала, собственной персоной. Он прижимал к груди объёмную папку и то и дело поправлял очки в тонкой оправе, будто волновался, что они вот-вот спадут. Его тщедушная фигурка немного скрючилась, словно на плечи давила непомерная тяжесть, но в глазах горело адское пламя.
Оно пожирало его изнутри. Рождённое оранжевым наркотическим порошком, стра’дой — огнём забвения, огнём смерти. Кто-то полагает, что порошок снимает усталость, помогает забыть о сутках без сна. Но я знаю, что у этой привычки есть только один конец…
— Совет уже собрался.
— Так рано? — Я нахмурился.
— Сначала хотят допросить Харседа, а потом…
— Харседа? — Генерал не хочет моего присутствия на допросе… подозревает…
— Я едва смог уйти, чтобы… — секретарь облизнул пересохшие губы.
Чтобы предупредить меня.
— Пришлось лгать, что я забыл документы. — Корнелиус едва заметно шевельнул прижатой к себе папкой.
Он на грани. Порошок, верно, уже весь вышел. Секрет в том, чтобы не давать много.
— Хорошо. — Я прошёл мимо секретаря, чувствуя его жаждущий взгляд. Жаждущий стра’ды. Как легко держать на коротком поводке даже таких людей, приближённых к верховной власти, если у них есть порок, страшный и разрушительный. — Позже, — пообещал едва слышимым шепотом, и Корнелиус расслабился, словно уже вдохнул смертоносную пыль.
Зал Совета выглядел притихшим. Срочное заседание по горячим следам и ужасная новость — до которой большинству не было дела. Поисковой отряд погиб. Весь!
Роин сидел за столом, молчаливый и собранный, с непроницаемой маской на лице. Распространяя гнетущую ауру безмолвия. Без него зал бы шумел, кричал, стараясь перекричать другого. Но с ним казалось — одно лишнее слово, и тишина взорвётся, разлетится на куски бушующим гневом. Никто не смел сказать это слово.